Девушки из бумаги и огня - Наташа Нган (2019)

Я скатываюсь с него, снова хохоча во все горло – на этот раз торжествуя, – и поднимаю кинжал к небесам.

– Я сумела! – кричу я прерывающимся голосом. Я пытаюсь вытереть лицо рукавом, потому что из глаз снова текут слезы, но все равно не могу перестать смеяться, размахивая над головой клинком. – Я… я это сделала!

Кензо улыбается мне – улыбкой такой же безрадостной, как и мой истерический смех.

– Да, – говорит он. – Ты это сделала. Ты сумела. – Он берет меня за руку, держащую кинжал, подносит к своей шее, приставляет острие клинка к ямке между ключицами. – Только не забудь последнюю часть плана, Леи. Постарайся завтра целиться именно сюда. – Он сжимает мои пальцы, так что резная рукоять впечатывает в них свои узоры. – Не забудь – как можно глубже, и не останавливайся, пока кинжал не войдет полностью.

Глава тридцать первая

В канун Нового Года дворец преображается. Слуги развешивают повсюду украшения. К балу меня готовит целый отряд горничных, но Лилл все равно улучает минутку, чтобы вывести меня во двор и показать, какая вокруг красота.

Дворец выглядит так, будто случилось красно-золотое наводнение. Женский Двор кажется объятым пламенем – шелковые завесы и флажки украшают каждое здание. Со всех карнизов свисают красно-золотые фонарики всех мыслимых размеров и форм. Перед дверями стоят сосуды с подношениями, полные засахаренных кумкватов, мандаринов и плодов кактуса; подсвечники со свечами, горящими цветным пламенем; вазы с алыми пионами; повсюду висят длинные ожерелья из монет и разбитые зеркала, чье предназначение – отпугивать злых духов, не позволить им войти вместе с нами в Новый Год. Лилл говорит, что Король приказал шаманам обойти все Дворы и наложить заклинания на новогодние украшения. Она показывает мне огромного бумажного журавля, символ процветания и долголетия, которого установили в центре одной из площадей: этот журавль не меньше пятнадцати футов высотой, его темно-гранатовый клюв ярко сверкает на зимнем солнце. На наших глазах он вдруг расправляет крылья, и бумажные перья шумят на ветру.

Я во внезапном порыве обнимаю горничную за плечи.

– Спасибо тебе, Лилл. Спасибо за все.

Девочка отвечает мне улыбкой – такой широкой, искренней и полной доверия, что у меня щиплет в глазах, и я поспешно отвожу взгляд.

Как, оказывается, больно прощаться с кем-то, кто и понятия не имеет, что ты его покидаешь.

* * *

Следующие несколько часов я, как и дворец, подвергаюсь праздничному преображению. Мое тело натирают благовонными маслами и припудривают янтарно-золотой пудрой, которая сверкает при каждом движении. Глаза подводят сурьмой, на веки наносят бронзовые тени, на щеки – мерцающую пудру. Одна из горничных красит мне губы светлым бальзамом, чтобы маленький рот контрастировал с огромными яркими глазами. Нанесение макияжа похоже на натягивание маски – каждый мазок кисти, каждая новая капля цвета добавляет мне непроницаемости, и я представляю, что это доспехи.

Мой боевой шлем.

Наконец горничные укладывают мои заплетенные в сложную косу волосы в низкий узел на затылке, перевивают прическу нитками жемчуга, вплетают в нее маленькие желтые хризантемы. А потом наряжают меня в ярко-алое платье ципао с длинными рукавами, такое облегающее, что я в нем едва могу дышать.

Я подавляю саркастический смешок. Ну что же, в конце концов, я одета в свой бальный наряд. Какой уважающий себя убийца пойдет на дело без облегающего платья, духов и косметики?

Когда горничные заканчивают возиться со мной, уже вечер. Служанки раскланиваются и уходят, но последняя девушка медлит на пороге. Она склоняется, теребит пальцами подол платья. Что же ее задержало? Зацепилась за что-то краем юбки? Я подхожу, чтобы ей помочь, но тут она поспешно вкладывает мне в руку что-то маленькое.

– Удачи, Леи, – шепчет она – и с поклоном удаляется.