За век до встречи - Лайза Джуэлл (2019)

Чтобы избежать порчи остальных жизненно важных органов художника, Арлетта прекратила с ним почти всякое общение, а теперь (и что это вдруг на нее нашло?) не только взяла у него цветы, но и разрешила проводить себя до дома. Если бы ее спросили – почему она так поступает, Арлетта ответила бы, что не имеет ни малейшего представления. Возможно, что после отъезда Годфри ей было одиноко. Возможно, в глубине души ей немного не хватало Гидеона и его цветистых комплиментов. В конце концов, их дружба, выросшая в тишине студии, когда в продолжение долгих сеансов глаза художника вбирали, запоминали каждую черточку ее лица и фигуры, всегда была очень близкой, почти интимной.

И пока они шли по темнеющим улицам вечернего Лондона, пока шагали по отливающим сентябрьским золотом мостовым, Арлетта вспомнила, как приятно ей было когда-то общаться с ним, чувствовать его рядом, слушать его шутки и комплименты, знать, что он каждую секунду готов выкинуть что-то смешное и неожиданное. Она вспомнила, как встретилась с ним в первый раз в прошлое Рождество – странная, высокая фигура в старомодном цилиндре, на котором шапкой лежал снег, дирижирующая хором молодых мужчин и женщин, во все горло распевающих рождественские гимны. Тогда ее поразил какой-то дикий огонь, горевший в его глазах; Гидеон выглядел как человек, готовый на любое безумство. Эта загадка не давала ей покоя, и однажды она, набравшись храбрости, спросила Гидеона, какая мысль или переживание заставили его вести себя столь эксцентрично. Она ожидала услышать какую-то романтическую, быть может, даже трагическую историю о потерянной любви, но в ответ он только рассмеялся и сказал, что причиной был абсент. По его словам, это было его первое и единственное знакомство с «зеленой феей», но и впоследствии Арлетте не раз казалось, что Гидеон вот-вот совершит нечто такое, на что ни один нормальный человек просто не способен. Художник, однако, все отрицал и даже признался, что после того, первого раза, его так долго и сильно тошнило, что он зарекся впредь даже прикасаться к этому коварному напитку. И все же Гидеон по-прежнему казался Арлетте натурой непредсказуемой, переменчивой, загадочной и буйной.

– Мы давно не виделись, правда? – сказала она сейчас.

– Я хотел встретиться с тобой раньше, – ответил он, – но мне не хотелось мешать. В последние несколько недель ты, кажется, была очень занята.

– Да, – кивнула Арлетта. – Я как будто побывала на другой планете. В другом мире.

Гидеон взглянул на нее с любопытством.

– И как тебе понравился этот другой мир? – спросил он.

Арлетта повернулась к нему, и глаза ее сияли.

– Ах, Гидеон, это был восхитительный и прекрасный мир. Волшебный. Я… – Она хотела добавить еще что-то, но ее горло перехватило словно внезапным спазмом.

Гидеон резко остановился, преградив ей дорогу. Они как раз были на Аргил-стрит напротив лондонского «Палладиума»[33], у входа в который стояла небольшая очередь желающих попасть на модное представление, и Арлетта, не желая, чтобы посторонние видели ее слезы, позволила Гидеону обнять себя и даже спрятала лицо у него на плече.

– Бедная, бедная Арлетта! – проговорил он с сочувствием. – Он увез с собой твое сердце, не так ли?..

Она кивнула, не отрывая лица от шершавой ткани его пальто.

Не выпуская ее из объятий, Гидеон развернулся и тронулся дальше в сторону Блумсбери.

– Когда он возвращается?

– Через месяц или около того.

– Через месяц? Всего-то?.. – Гидеон мягко рассмеялся. – Месяц пролетит быстро, ты и не заметишь.

Арлетта, всхлипнув, затрясла головой.

– Нет, – сказала она. – Не пролетит. Месяц – это очень, очень долго!