Пятьдесят три письма моему любимому - Лейла Аттар (2022)

Все рассмеялись. Он звучал, как Шон Коннери на Страш-шно секретной с-служ-ж-жбе ее велитш-шества.

– Ладно, я пойду, – сказала я.

– Извольте. – Он взял орхидеи и поднялся, на удивление прочно стоя на ногах. – Я все равно предпочитаю розы-колючки.

Я протянула руку к букету.

– Я провожу, – сказал он, отводя цветы в сторону.

– Это необязательно.

– Но я настаиваю. – Он указал на дверь.

Милтон Мэлоун выдохнул себе в ладонь. Так-то он неплохой мужик, правда. Трой был гораздо хуже, но он мог обаять даже пингвина.

Господи, как же мне не хватает Хафиза!

Трой провел меня в гардероб и подождал, пока я найду свою накидку.

– Вот, – он помог мне надеть ее, пока я искала в сумочке ключи.

Его рука коснулась моей шеи и замерла там на долю секунды дольше, чем было необходимо. А потом я ощутила на коже еще что-то теплое и мягкое.

Я обернулась, схватившись рукой за шею.

– Ты что?..

– Я сожалею. Наверное, мои губы… – он указал на свой рот, а потом на мою шею.

– Вовсе ты и не сожалеешь!

– Ну да, не совсем, – ухмыльнулся он. Довольно кривовато.

– Ты пьян. – Я все еще чувствовала, как мою кожу жжет и покалывает.

– Виновен. – Поднял он руку.

– О, Шейда. Вы уже идете? – с нами поравнялся Милтон Мэлоун.

– Да. До свидания, Милтон.

– Да, Милтон, до свидания. – Трой взял мятную жвачку из вазочки на стойке и протянул ему.

– Отсюда я дойду сама, Трой, – сказала я.

– Как вам будет угодно. – Он вручил мне вазу с букетом и распахнул передо мной дверь.

Я вышла на улицу, радуясь легкой прохладе ночного воздуха. Он последовал за мной.

– Я же сказала, что отсюда дойду сама, – уставилась я на него.

– Я просто вышел покурить, – ответил он, вытаскивая пачку сигарет.

Как же, покурить. Я сделала большие глаза.

Я перешла парковку, постоянно чувствуя, что он следит за мной, и не переводила дыхания, пока не оказалась в машине. Надеюсь, в следующий раз мы встретимся еще через двенадцать лет. Может, к тому времени у него все зубы будут желтыми от табака. А из ушей вырастут жесткие клочья волос. И, Господи, пожалуйста, пусть у него будет пивное брюхо. Да, вот именно, пивное брюхо.

Выезжая с парковки, я видела красную искорку его сигареты. Темный силуэт следил за мной со ступенек, пока задние огни моей машины не исчезли в ночи.

2. Ноябрь

19 июня 1995 года

До дома Мааман я добралась уже после полуночи.

– Они давно спят, – сказала она, когда мы зашли взглянуть на детей.

Я погладила их по головкам. Детские волосы пахли невинностью, доверием и пушистыми плюшевыми мишками.

– Почему бы тебе тоже не остаться? – спросила Мааман.

Но от одной мысли о том, чтобы спать рядом с матерью, зажатой между туго натянутых простыней в цветочек, я преисполнилась ужаса.

– Я заберу их с утра. Ты сможешь собрать их в школу?

Мааман только пожала плечами. Она никогда не беспокоилась о деталях. Все вещи всегда выстраивались, как надо, все люди делали то, что она хотела. Включая Баба. Пока она с ним не развелась.

– Тут я не должна все это терпеть, – заявила она спустя год после их отъезда из Тегерана.

Конечно, она рассчитывала на Хуссейна. Он останется с ней, он будет о ней заботиться.

Мааман налила мне чашку кофе. Она выглядела королевой даже в бигуди и ночной рубашке до щиколоток. Букет орхидей стоял незамеченным на полочке в прихожей. Он больше подходил Мааман, чем мне. Рядом с ней я была, как ноябрь месяц, унылая и бесцветная.

Мы сидели молча. Большие стоячие часы отсчитывали секунды. Лампа над столом проливала на нас круг желтого света. Остальной дом тонул в неясной темноте.

– Тебе надо бы найти себе приятеля, – сказала Мааман, вырезая из газеты купон. – Тебе нужна курица? На нее скидка.

Я подавилась кофе.

– Что?

Она постучала пальцем по газете.