Амнезия - Сэм Тэйлор (2008)

Вместо этого я начал есть, выходить на улицу, копить силы. Спустя неделю после того, как я снова начал мечтать об Анжелине, я смог недолго постоять около ее дома. Не знаю, почему я не постучался в дверь. Трусость, ставшая привычкой? В дом вбегали слуги, выносили мебель и картины, а я как дурак безмятежно следил за их суетой, не задумываясь о причине. И только на следующий день после обеда, когда, одолев дрожь, я постучал в знакомую дверь, все разъяснилось. Служанка Анжелины Жанетт, узнав меня, вскрикнула. В глазах девушки промелькнули страх и боль.

— Слухи о моей смерти… — бодро начал я, но она не улыбнулась в ответ.

Наконец мне удалось успокоить Жанетт, убедив ее (хотя вряд ли сильно обрадовав), что я не призрак, и служанка рассказала мне, что ее госпожа сегодня навсегда оставляет Англию. Она не знала, куда отправляется Анжелина («Откуда мне знать, сэр, об этом все только шепчутся»). Наконец расстроенная Жанетт призналась: «Только прошу вас, сэр, не проболтайтесь, что это я вам сказала, но если вы поспешите, то можете застать ее на перроне. Я слышала, как повар говорил, что поезд отходит в три от вокзала Виктории».

Я посмотрел на часы — до трех оставалось сорок пять минут, поблагодарил Жанетт и бегом устремился на вокзал.

Благодаря какому-то чуду я нашел ее сразу. В толпе я заметил, как Анжелина выходила из наемного экипажа, и у входа в вокзал мне удалось перехватить ее. Мне показалось, что скорбь Анжелины так велика, что даже мое воскрешение не слишком ее тронуло. Ее служанка и та восприняла мое неожиданное появление гораздо живее. Анжелина побледнела, но в ее глазах я не прочел особого удивления, словно она ждала меня, словно никогда не верила в мою смерть. До трех оставалось десять минут, а ей еще нужно было дойти до платформы, но Анжелина не выказала никаких признаков нетерпения, когда я схватил ее за руки и стал умолять выслушать меня. Ее слуги бросали на меня угрожающие взгляды, но она велела им отправляться на платформу и ждать ее там. Когда они ушли, Анжелина подняла глаза. Вокруг нас шумел вокзал, но мы были словно внутри непроницаемого для взглядов остальных громадного пузыря. Мои воспоминания об этом мгновении схожи с воспоминаниями о нашей встрече в кафе Риджентс-парка. Тогда мне тоже казалось, будто время замедлилось и от остального мира нас отделяет прозрачная непроницаемая стена. Вот только сегодня все было наоборот: первый разговор и последний, начало отношений и их конец. Когда ее серые глаза поглотили меня, я внезапно понял, что забыл, о чем хотел говорить. Я просто стоял и кусал губы.

— Не нужно так нервничать, — сказала Анжелина.

В ее глазах и голосе читалось искреннее сочувствие. Не помню, что я ответил. Сказать по правде, я вообще не помню, что говорил в тот день, но звук ее голоса словно прорвал плотину, и я начал бессвязно лепетать. Вероятно, пытался объяснить, как люблю ее, клялся, что никто в целом свете не сможет заменить мне ее, умолял вернуться ко мне, но прежде признался Анжелине во всем. Теперь она знала, что я — убийца.

Плакала ли она или мне это только привиделось? Несколько мгновений она молчала, а затем я услышал ее спокойный уверенный голос. Она сказала, что я очень много значу для нее. Странно, но я почти не помню ее слов. Наверное, я был так взволнован, что почти не слышал. Возможно, в тот миг в голове моей вертелись новые клятвы и оправдания. Как бы то ни было, в памяти остались лишь обрывки фраз: «Ты для меня словно наркотик: чем дольше я вижу тебя, тем больше мне хочется смотреть… Я никому не говорила тех слов, которые говорю тебе… Я никогда не забуду время, которое мы провели вместе…»

Я слушал ее, и меня переполняли возбуждение и радость, но в глубине души я чувствовал: что-то не так. Последние слова Анжелины и поныне звучат в моих ушах: «Но, Джон, тому, что ты сделал…»

Она замолчала. В дальнейших словах не было нужды. Земля разверзлась и поглотила меня. Пламя стыда испепелило меня.