Отдай моего сына - Виктория Вишневская (2021)

Буквально через день нас продали на аукционе. В слезах, в истерики, меня купил какой-то старый жирдяй, к которому я сейчас и направляюсь. От этого и рыдаю, не в силах успокоить свою истерику.

Я думала, такое бывает только в сказках. Но нет.

Всё правда.

Через полчаса меня привозят в роскошный дом. Но мне нет никакого дела. Меня тащат как мешок с картошкой в особняк, заносят в какую-то закрытую комнату и оставляют там. Пытаюсь сопротивляться, но я не боец.

Меня переодевают, купают. Но никуда не ведут. Я расспрашиваю горничных, но они молчат. Я не знаю арабского, на котором они говорят, и не могу разобрать ни слова.

Ничего не понимаю!

В истерике, в плаче провожу в этом доме три дня.

Жду в панике неизбежную участь и пытаюсь держать себя в руках. Не выходит. Я жутко соскучилась по своей общаге с тараканами, универу. У меня нет родных, но я бы сейчас с удовольствием вернулась бы обратно в детский дом, где я была грушей для битья.

И сейчас, не зная, куда меня ведут, вырываю свою руку из хватки мужчины.

— Пусти меня!

А он опять хватает меня за запястье и тянет за собой.

Плачу и кричу в истерике, не слыша собственного сердца.

Неожиданно мужчина останавливается.

Присматривается куда-то вдаль и начинает истошно орать на арабском. Неожиданно уходит в сторону, открывает дверь и затаскивает меня внутрь. А сам, доставая пистолет, куда-то уходит.

Что происходит?..

Я пячусь назад от двери, пытаясь понять, что случилось. Не успеваю подбежать к окну, как раздаётся выстрел.

Ещё один.

Ещё.

Оглушают, заставляют упасть на пол на дрожащих ногах.

Я забиваюсь в угол шкафа, закрываю рот рукой. И пытаюсь не выдать своего присутствия.

Но каждый выстрел бьёт по нервам, не жалея.

Через время они прекращаются, но это не останавливает моего плача.

Только сильнее усиливается.

Дверь неожиданно открывается, и я замираю, не в силах пошевелиться. Прижимаюсь к стенке шкафа, и зажмуриваюсь, пытаясь не дышать.

Но дверцы внезапно распахиваются и мерзкий, даже липкий голос травмирует сознание.

— О, смотрите-ка кого нашёл. Валид, тут ещё одна!

* * *

Ненадолго, буквально на пару глав погрузимся в историю прошлого. Что же всё же связывает этих двоих, и что означают слова Валида про семью.

* * *

Меня хватают за руку, тянут на себя. Я буквально вываливаюсь из шкафа и в бреду проговариваю обычное:

— Не трогайте, пожалуйста, я не с ними! Не знаю, кто эти люди!

А меня не слышат. Я не понимаю, что они говорят.

Меня только выволакивают из комнаты, тащат по коридору и заводят в зал, где в углу лежат мёртвые тела.

Тут же становится страшно.

Рвота подступает от запаха и вида крови.

Мутит, но я зажимаю рот ладонью и отворачиваюсь от тех тел.

Посреди зала на коленях стоят мужчины и женщины. Как перед казнью. А напротив них в кресле, развалившись по-хозяйски, сидит мужчина. Зорко оглядывает всех перед собой и мечет взгляд на меня, когда меня сажают в одну шеренгу рядом с ними.

Осматриваюсь по сторонам и стараюсь не плакать. Тут и так без меня хватает паники.

Мужчина рядом со мной что-то говорит на арабском, и я сжимаюсь от страха. Колючий взгляд карих глаз от араба в кресле буквально убивает.

Я сглатываю, отвожу взгляд в сторону, боясь даже задышать.

А он встаёт.

Один нерв, как минимум, умирает.

Огромная груда мышц делает шаг вперёд.

Ощущение, что под ним вот-вот треснет пол.

Идет так тяжело, медленно, окидывая всех презрительным взглядом.

Подходит к каждому, произносит какие-то слова на арабском. Голос его похож на гром. Но в то же время такой тихий, вибрирующий, твёрдый.

Чем ближе он становится ко мне, тем быстрее звучат мои молитвы в голове. Я не верю в бога, но в этот момент молю его помочь мне.

Опустив голову вниз, шепчу заученные слова.