Красотка - Павел Астахов, Татьяна Устинова (2019)

– Я должен уточнить, – вступает в разговор… Владлен Сергеевич Потапов! – Поскольку официального договора у нас с вами не будет, перечислить вам названную сумму мы не сможем. Часть ее – скажем, сто тысяч, вы получите по договору с Сушкиной, по документам вашим нанимателем будет именно она. Остальные семьсот тысяч – наличными в конверте. Устраивает?

– Семьсот и сто – это восемьсот тысяч, мы договаривались на миллион, – напоминает Айвай.

– С миллиона вы бы заплатили налоги, – парирует Потапов. – Считайте, что я сделаю это за вас.

Пауза.

– Хорошо, – соглашается адвокатесса. – Сто тысяч официально от Сушкиной и семьсот в конверте от вас. С этим решили. Тогда к делу. С первым свидетелем, которого я вам предложила, с Громовой, вы, я так понимаю, уже договорились?

– Абонемент на пять лет – и она наша с потрохами. Будет говорить то, что нужно.

– Отлично, я подготовлю для нее скрипты. А вас прошу придумать мотивацию для второго свидетеля, это еще одна подружка Сушкиной, некто Ломакина. Я предварительно побеседовала с ней и заручилась ее согласием, но вы лучше знаете, что ей можно пообещать.

– Бесплатное обслуживание? Деньги?

– Возможно, какую-то комбинацию того и другого. Тетка непростая, бывший партийный босс, на мякине ее не проведешь, но, если договоримся, будет гнуть нашу линию упорно, как танк.

– Что-о-о?! – Антонина Ломакина в зале суда выбирается из кресла, как разбуженный медведь из берлоги. За ее криком окончания разговора в записи не слышно, но это уже не важно. – Это что за подстава, подруга?! Ты совсем берега потеряла?! Мы так не договаривались!

Я успеваю испугаться, что сейчас в суде случится некрасивая женская драка, но Ломакина всего лишь сует Айвай под нос свой бугристый кулак, после чего смачно плюет на пол и уходит из зала, сердито бурча и топая.

– Антонина Игоревна, секундочку! – Айвай поправляет перекосившиеся очки и убегает вдогонку за свидетельницей.

Поскольку при этом она прихватывает со стола свою сумку, я подозреваю, что больше мы адвоката Айвай не увидим.

Окончания записи уже никто не слушает.

В зале бардак и дурдом. Журналисты сорвались с мест, взяли в плотное кольцо Сушкину и забрасывают ее вопросами. Элеонора Константиновна затравленно озирается, ее глаза полны слез, губы и руки трясутся. Она осталась одна, ее никто не поддерживает, ей никто не поможет, и нет больше никаких рычагов воздействия на суд.

Когда эта печальная истина доходит до несчастной женщины в полном объеме, она начинает рыдать и каяться. Мне жаль ее и лишь остается позвать судебных приставов, которые раскрыв рты, глаза и уши лицезреют все это представление, и напомнить им про служебные обязанности:

– Приставы! Наведите порядок в зале!

Журналисты, первыми смекнувшие, что происходит, вновь демонстрируют пример самоорганизующейся системы: они расступаются перед приставами, разбиваясь на два крыла, в просвет которых Сушкиной хорошо виден представитель истца – интеллигентнейший начальник юротдела «Эстет Идеаль» Андрей Андреевич Макаров. За все время слушаний он почти не выступал, делегируя все полномочия Говорову, но вот – пришел и его звездный час.

– Простите меня! О, простите! – протягивая к нему дрожащие руки, рыдает Элеонора Константиновна. – Я виновата, я возвела напраслину на вашу прекрасную клинику, погорячилась, обиделась, была неправа и признаю это! Я больше не бу-у-у-уду!

Этот горестный детский рев – что-то вроде трубы, возвещающей победу. Всем понятно, что «Эстет Идеаль» дело выиграла и репутацию свою отстояла. Конечно, еще не сказала свое слово я – судья, но…

Я тоже понимаю, что этот неожиданный финал идеален.

Милейший Макаров подходит к заливающейся слезами Сушкиной и вручает ей свой белоснежный носовой платок. Одновременно он громко – так, что слышат все, – сообщает: