Каждый вдох - Николас Спаркс (2019)

Он подался ближе и коснулся ее щеки.

– Скорбь и любовь часто идут рука об руку, – сказал Тру. – Я узнал это, потеряв мать и проводив в университет Эндрю. Так уж устроен мир.

Хоуп молчала, обдумывая услышанное, и смотрела на Тру снизу вверх.

– Знаешь, что хуже всего? – сказала она подавленно. – Когда понимаешь, что умираешь?

– Даже не берусь представить.

– Мечты тоже начинают умирать. Когда я узнала свой диагноз, первая мысль была – я не успею стать бабушкой! А мне так хотелось укачивать младенца, учить его рисовать пальчиками за садовым столом, купать… Лишаться вот таких мелочей обиднее всего. Конечно, это ерунда, но я ничего не могу с собой поделать…

Тру некоторое время молчал.

– Лежа в больнице, я тоже испытал что-то похожее, – отозвался он. – Я вдруг очень захотел обойти пешком всю Европу или всерьез заняться рисованием. На меня навалилась страшная депрессия, оттого что это может никогда не произойти. Но настоящий абсурд заключался в том, что едва я пошел на поправку, пеший туризм и рисование перестали меня интересовать. Видимо, для человеческой натуры естественно желать недосягаемого.

– Умом я понимаю, что ты прав, но… я очень хотела стать бабушкой, – Хоуп коротко засмеялась. – В свое время, разумеется, – сперва сыграли бы свадьбу Рейчел, Джейкобу… Но до этого еще далеко – дети очень дорожат своей независимостью.

Тру улыбнулся.

– Ты вот говоришь, что еле дошла до почтового ящика, но когда мы возвращались, ты будто на крыльях летела!

– Я хорошо себя чувствовала, – согласилась Хоуп. – Иногда так бывает. Физически пока все довольно сносно, если не давать себе чрезмерной нагрузки. За последнее время мое состояние мало изменилось, если судить по ощущениям. Возможно, я уже смирилась со своей болезнью. Это хорошо, потому что так легче решать, что важно, а что нет. Я уже знаю, как хочу провести оставшиеся годы, а на что времени тратить не стану, но все равно мне бывает грустно или страшно, особенно за детей.

– Я бы тоже боялся. Когда я лежал в больнице, ужас, застывший на лице Эндрю, сидевшего у моей койки, просто разрывал мне сердце.

– Поэтому я и держу пока в секрете свою болезнь, – объяснила Хоуп. – Даже сестры не знают. И подруги тоже.

Тру подался вперед и коснулся лбом ее лба.

– Для меня честь, что ты доверила мне свою тайну.

– Я думала сказать раньше, – призналась она. – Когда ты рассказал о своей аварии. Но мне было так хорошо с тобой, что я не хотела заканчивать нашу встречу…

– Зачем же заканчивать? – возразил Тру. – Я лучше буду здесь, с тобой, чем где-то еще. Несмотря на то что ты мне рассказала, сегодня один из лучших дней в моей жизни.

– Ты хороший человек, Тру, – печально улыбнулась Хоуп. – И всегда был таким.

Она потянулась поцеловать его и вспомнила, как двадцать четыре года назад на щеках у него была такая же легкая щетина.

– Я помню, что твой предел два бокала, но я, пожалуй, выпью еще. Хочешь составить мне компанию? В холодильнике есть закрытая бутылка.

– Я принесу, – отозвался Тру.

Пока он был на кухне, Хоуп устало потерла лицо, не в силах поверить, что ее тайну наконец кто-то узнал. Ей страшно не хотелось говорить Тру о своем диагнозе, но теперь она чувствовала, что сможет повторить эти слова и Джейкобу, и Рейчел, и своим сестрам, и подругам. Даже Джошу. Правда, в отличие от Тру, никто из них не сможет прогнать ее страхи, пусть и на время.

Тру вернулся из кухни с двумя бокалами и подал один ей. Присев на диван, он поднял руку, приглашая Хоуп в свои объятия, и она прижалась к нему, чувствуя себя удивительно уютно рядом с ним. Некоторое время они сидели молча, глядя на огонь. Хоуп никак не могла успокоиться – слишком многое сегодня случилось: возвращение Тру, альбом с рисунками, открытая тайна…

– Я должен был сесть на тот самолет, – сказал Тру, нарушив молчание. – Должен был найти тебя.