Мертвые возвращаются? - Тана Френч (2010)

Для меня такой поворот дела был бы совсем некстати. Есть вещи, к которым я совершенно не готова.

— Можешь спать спокойно — твоя девичья честь останется в неприкосновенности. Есть еще одна штука, которая сработает на нас: ты поняла, что фотографии сделаны с видеозаписей? У нашей героини был мобильник с видеокамерой, и, судя по всему, «великолепная пятерка» использовала его как камкодер. Качество изображений так себе, средней паршивости, но память телефона мощная, буквально нашпигована видеоклипами. На них можно увидеть всех пятерых, причем в самой разной обстановке: в магазине, на пикнике, дома, на улице — короче, везде. Таким образом, у нас имеется готовая подборка сведений: ее голос, пластика, жестикуляция, манеры, характерные словечки, характер отношений с четверкой. В общем, все, что надо. Кэсси, ты ведь у нас умница. Ты прекрасный тайный агент. Достаточно собрать все воедино, и мы получим уникальную возможность найти убийцу.

Он допил последние капли вина и потянулся за курткой.

— Было приятно повидаться с тобой, детка. Мой телефонный номер у тебя есть. Позвони, если решишь завтра прийти.

Сказал и вышел за порог.

Лишь когда захлопнулась дверь, до меня дошло: ведь я машинально спросила у него о парне убитой девушки, как будто пыталась найти в нашем плане уязвимое место, как будто я уже была в деле.

У Фрэнка есть удивительный дар вовремя поставить в разговоре точку. После его ухода я долго сидела у окна, тупо глядя на крыши домов. Лишь когда встала, чтобы налить себе вина, выяснилось, что он кое-что оставил для меня на кофейном столике.

А именно фотографию Лекси и ее друзей на фоне Уайтторн-Хауса. Зажав бутылку в одной руке и бокал — в другой, я подумала, не перевернуть ли мне снимок изображением вниз — пусть полежит так на столике до тех пор, пока Фрэнк не вернется за ним. Или лучше сразу сжечь? Поразмышляв с минуту, решила все-таки не сжигать фотографию в пепельнице. Вместо этого взяла ее в руки и снова отошла к окну.

Ей можно дать любой возраст. Она говорила, что ей двадцать шесть, но я бы дала и девятнадцать, и тридцать. На лице ни одной характерной отметины: ни морщинки, ни шрамика, ни оспинки от ветрянки. Что бы жизнь ни обрушивала на эту женщину, пока не подбросила ей Лекси Мэдисон, все, подобно мячику, отлетало прочь, таяло как утренний туман, не нарушая неприкосновенности и чистоты. Я выглядела старше: операция «Весталка» подарила мне первые морщинки и круги под глазами, которые не исчезают, даже если я хорошо высплюсь. Я почти наяву слышала голос Фрэнка: «Ты потеряла уйму крови и несколько дней провела в коме. Мешки под глазами — в порядке вещей, не пользуйся ночным кремом».

Застывшие рядом с ней соседи по дому смотрели на меня в упор и улыбались. Полы темных пальто треплет ветром, на шее у Рафа — огненно-алый шарф. Снимок был сделан под кривым углом: по всей видимости, фотоаппарат установили на какую-то подставку и воспользовались таймером. Никто не сказал им: «А теперь улыбочку!» В их улыбках было нечто глубоко личное, что предназначалось только для самих себя, для своих последующих воспоминаний, для меня.

За спиной у них, занимая почти полностью задний план снимка, виднелся Уайтторн-Хаус. Внешне он прост, массивный, в георгианском стиле, три этажа, окна, которые, чем выше этажом, тем кажутся меньше, отчего сам дом тоже как будто делается выше. Темно-синяя, местами облупленная дверь. Двойное каменное крыльцо. Три аккуратных ряда дымовых труб. На стенах побеги плюша почти до самой крыши. По обе стороны от двери колонны, а выше — веерообразное окно. Вот, пожалуй, и все украшения. Просто дом.