Вкус пепла - Камилла Лэкберг (2011)

Но прежде чем уйти, чтобы заняться устройством своей жизни, ей предстояло сделать еще одну вещь. Она свалила на полу в кучу одежду мальчиков, а затем пошла на кухню, где за столом осталось тело Андерса. Выдернув нож из его спины, она, напрягая силы, перетащила труп в комнату детей. Муж был настолько крупнее и тяжелее ее самой, что, когда она наконец свалила его, как мешок, на пол, вся одежда на ней насквозь промокла от пота. Она достала бутылку водки, которая хранилась в доме, вылила ее на сложенную в кучу одежду и раскурила сигаретку. С наслаждением сделав несколько затяжек, она осторожно положила зажженную сигарету на пропитанные спиртом вещи. Оставалось надеяться, что она успеет отойти подальше от дома, пока огонь не разгорится.

Голоса в коридоре оторвали Агнес от воспоминаний. Она напряженно выжидала, пока они не пройдут мимо, надеясь, что пришли не к ней, и успокоилась только тогда, когда голоса миновали ее дверь и стали удаляться.

Ей не пришлось разыгрывать ужас, когда она, вернувшись из магазина, увидела пожар. Она даже не ожидала, что гореть будет так сильно и огонь так быстро распространится. Однако пламя уничтожило все дотла, и ее план удался вполне. Никому даже в голову не пришло заподозрить, что Андерс и дети сгорели уже мертвыми.

В первые дни после этого ее наполняло дивное чувство свободы, и она даже порой поглядывала себе под ноги, пытаясь убедиться, что от счастья не парит над землей. Внешне она соблюдала приличия, разыгрывала перед людьми безутешную вдову и мать, а про себя хохотала, видя, как легко обмануть глупую человеческую доверчивость. И самым большим дураком оказался ее отец. Ее так и подмывало рассказать ему, что она сделала, потрясти перед ним своим преступлением, точно скальпом, и сказать: «Смотри, что ты натворил. Смотри, к чему ты меня подтолкнул, изгнав из дома, словно вавилонскую блудницу». Однако она удержалась. Как ни хотелось ей возложить на него часть вины, его сострадание было для нее выгоднее.

Все сработало как нужно. План удался. Но все равно ее преследовали неудачи. Первый год в Нью-Йорке прошел так, как она рисовала себе в мечтах, сидя в бараке каменотесов, но потом все опять обернулось не так, как она заслуживала. Все время ее преследовала несправедливость!

Агнес почувствовала, как в груди у нее поднялось возмущение. Ей так хотелось освободиться от этой старой, мерзкой оболочки. Сбросить ее с себя, как кокон, и вылететь на волю той бабочкой, какой она когда-то была. Она ощущала исходивший от нее старческий запах, и ее тошнило от отвращения.

Вдруг ей пришла в голову утешительная мысль: может быть, она упросит дочь прислать сюда голубую шкатулку с золой. Самой Мэри эта вещь совершенно не нужна, а вот ей было бы так приятно в последний разок ощутить, как этот пепел сыплется у нее сквозь пальцы. От этой идеи она оживилась. Так и нужно сделать. Попросить Мэри, чтобы отдала ей шкатулку. Если дочь сама ее принесет, то можно будет, пожалуй, рассказать ей, что на самом деле там хранится. Говоря с дочерью, она всегда называла это «смирением», когда в подвале кормила ее содержимым шкатулки. На самом же деле то, чем она хотела напитать девочку, называлось «целеустремленность» — та сила, которая требуется, чтобы добиться всего, чего хочешь. И ей показалось, что она в этом преуспела, когда девочка выполнила ее пожелание относительно Оке. Но потом все рухнуло.

Ей так захотелось снова подержать в руках эту золу, что ее охватило страшное нетерпение. Агнес потянулась трясущейся морщинистой рукой за телефонной трубкой, но не успела. Рука замерла в воздухе, а затем со стуком упала вниз и повисла, голова опустилась на грудь. Глаза пустым взглядом уставились в стену, а изо рта вытекла на подбородок струйка слюны.