Зимнее серебро - Наоми Новик (2019)

Нам хорошо ехалось по мерзлому снегу; лошадка бойко рысила вперед с нетяжелыми санями, где сидела я одна. Среди деревьев уже темнело, но солнце еще не зашло и дом был совсем близко. Я надеялась успеть до заката, но вдруг лошадь поскакала медленнее, перешла на шаг, а потом и вовсе встала. Она больше не двигалась, беспокойно насторожила уши, и теплое дыхание паром вырывалось из ее ноздрей. Я сперва подумала, что, может, лошадке нужно передохнуть, но Олег не стал понукать и не пошевелился, чтобы подстегнуть ее.

— Почему мы стоим? — наконец подала голос я. Олег не ответил; он вдруг осел на облучке, словно заснул. Морозный ветер забормотал что-то у меня за спиной, подкрался, окутал сани и скользнул под теплые одеяла, пытаясь добраться до кожи. На снег упали синие тени; их отбрасывал бледный слабый свет, исходивший откуда-то из-за моей спины. Из моих ноздрей вырывались облачка пара, снег похрустывал: кто-то большой приближался к саням. Я сглотнула, поплотнее запахнулась в плащ, собрала все свое ледяное хладнокровие, какое было, и обернулась.

Зимояр оказался не таким уж диковинным с виду. И от этого было по-настоящему страшно. Но я не отводила взгляда, и мало-помалу в его облике проступало что-то нечеловеческое. Его черты были точно отлиты изо льда и стекла. Глаза отточенно сверкали будто серебряные клинки. Борода у Зимояра не росла, и из-за этого его лицо взрослого мужчины казалось каким-то детским. Он грозно навис надо мной — высокий, высоченный, как мраморная статуя больше человеческого роста на площади в Вышне. Белые волосы он носил заплетенными в косы. Одежда была сшита из той же неестественно белой кожи, что и мой кошелечек. Зимояр восседал на олене куда крупнее тяжеловоза, с двенадцатью ветвями на рогах. Олень время от времени облизывал морду, и тогда становилось видно, что зубы у него острые, как у волка.

Мне хотелось съежиться и исчезнуть. Но я лишь придержала у шеи меховой ворот, спасаясь от стужи, что угнездилась в моем плаще. А другой рукой, едва Зимояр подошел к саням, я протянула ему кошелечек.

Зимояр разглядывал меня одним серебристо-голубым глазом, по-птичьи, стоя ко мне боком. Он протянул руку в перчатке, принял от меня кошелечек и высыпал его содержимое на ладонь. Шесть золотых монет негромко звякнули в тишине. У него в руке монеты смотрелись как-то по-особенному — теплые, солнечные на слепяще-белоснежной холодной перчатке. Он смотрел на монеты удивленно и даже слегка разочарованно, будто жалел, что у меня все получилось. Ссыпав золотые назад, он туго затянул тесемку, пряча солнечный луч в мешочке. И мешочек исчез где-то в складках его длинного плаща.

Зимоярова дорога сияла между стволами прямо перед ним. Не промолвив ни слова, он развернул своего скакуна и направился к дороге. Зимояр уносил с собой шесть злотеков, добытых ценою моих трудов и страхов, — уносил так, словно они принадлежали ему по праву. И внутри меня вскипел гнев.

— В следующий раз дай мне побольше времени! — крикнула я, швыряя слова в ледяную скорлупу тишины, окружавшую нас.

Зимояр обернулся и посмотрел на меня, видно удивляясь, что я дерзнула заговорить с ним. Затем олень с острыми рогами шагнул на дорогу и исчез вместе с всадником. Олег встряхнулся, гаркнул лошади «но!», и мы снова затрусили вперед. Я откинулась на одеяло — воздух вдруг сделался невыносимо холодным, кончики пальцев, касавшиеся белого мешочка, совсем закоченели. Я попыталась согреть их: стянула перчатку и сунула руку под мышку. От прикосновений пальцев к обнаженной коже я морщилась. Весь остаток нашего пути падал пушистый снег.

* * *