Принуждение к Игре - Сахненко Дмитрий Сергеевич (2014)

Помимо пятерых крепких мужиков, бывших военных, чуть ли не в каждом доме собаки есть. Только у моего деда три нюфа живут. Сейчас они уже старенькие, а вот лет пятнадцать назад я их в санки запрягал, тогда еще пятеро нюфок было. И давай по поселку рассекать. Днем сестру катал, а вечером соседскую девчонку. Помню, как‑то перевернулись мы с ней, прямо в сугроб…

Что‑то меня опять не туда понесло. Надо куда‑то уже с этой крыши валить. Так, судя по карте до моей каморки в пансионате «Три звезды» два километра по прямой. Но мне туда пока не надо. Есть срочное дело, а именно повязка для Греты. С утра к Октаму, не могу же я Греточку, да маленькая, да, до обеда замотанной в простыню таскать. Наверное, и у Ментиша и у Йогиля найдется что‑то подходящее. До Ментиша ближе, но пойдем к мастеру. Может он мне еще на один возникший вопрос ответит.

– Кто там ломится, на ночь глядя?!

– Это я, ваш скромный ученик, мастер Йогиль!

– Скромные утром под дверью стоят, а не ночью в дом ломятся! Заходи, с чем пожаловал?

– Да вот, – начал я переступая порог, – видите какая оказия приключилась. Греточка моя повязку потеряла, а без повязки совсем труба. Ни из дому выйти, ни по улице пройти.

– А от меня что надо?

– Может у вас найдется повязка для окаянной кувалды?

– Деда! Кто там пришел? – со второго этажа спускалась Ирнель, младшая внучка мастера.

– Да вот внучка, мой нескромный ученик пожаловал.

– Ой! Какая прелесть! – для того чтобы назвать Грету прелестью надо иметь специфическое чувство вкуса. На внучку упала картина, – еще и вредничает!

– Да, Ирнель, – улыбаюсь потирающей голову гремлинше, – она не только вредничает, если ее лиловый глаз не прикрыть – беды не оберешься, за тем и пожаловал.

– Ой! Бедненькая, а у меня, кажется, есть кое‑что подходящее. Не уходи, я быстро.

– Да куда уж я уйду.

– Вот и славно, вы пока с дедушкой чай попейте, а я быстро, кое‑что поправлю и принесу, думаю ей понравиться. – Ирнель зарделась и убежала наверх, оставив меня в недоумении.

– Что встал как конь ретивый? Пошли чаем попотчую, заодно и расскажешь, в какую переделку угодил.

– Да с чего вы взяли, мастер?

– С чего? Да с того что у твоей кувалды бедовость повысилась. А это так просто не происходит. Для этого многим насолить нужно.

– Вот как‑то так, еще и печать эта, – я распахнул рубаху, чтобы продемонстрировать печать Тьмы на своей груди, – и что с ней делать ума не приложу.

– А зачем что‑то делать?

– В смысле?

– Ну, если хочется поманьячить, так она тебе только поможет, правда отмываться, потом устанешь. Но повеселиться успеешь.

– И вы так спокойно об этом говорите? – реакция Йогиля была для меня полной неожиданностью.

– А что тут такого? да на мне этих меток, – мастер распахнул рубаху – на его груди не было свободного места от всевозможных значков, – на спине и то их шесть! Ты же гремлин! Тебе все эти метки и печати до одного места. Плюнуть и забыть. Бонусы давать могут, а наказание – извини, подвинься. Мы Гремлины! Мы не признаем богов, боги для нас только союзники или враги, но не повелители.

– А это что за метка? – я ткнул в странный значок на плече мастера.

– А это не метка, – Йогиль улыбнулся, – это меня жена укусила.

Дверь открылась и на кухню вошла Ирнель, увидев нас голыми по пояс, она опять зарделась.

– Вот, это для твоей Греты, – не смотря на меня внучка мастера протянула мне кусок материи, и не дожидаясь ответа вышла. Мое «спасибо» разбилось о дверной косяк.

Новая повязка была из черного шелка с металлическими нитями внутри. С внешней стороны на ней были вышиты цветочки, а с внутренней был маленький гремлин с молотом в руках. И когда успела? Или это у нее какая‑то заготовка была. Стоп, гремлин с молотом, это что же? Ирнель меня вышивала? А зачем? И куда, позвольте спросить, помещают маленьких гремлинов на черном шелке?