Час расплаты - Луиза Пенни (2018)

Жан Ги взглянул на сына и снова почувствовал прилив любви, которая делала его одновременно слабым и сильным. Он посмотрел на тестя и увидел, что Арман перестал петь и, открыв рот, уставился перед собой.

– Что? – прошептал Жан Ги, проследив за его взглядом до конца прохода. – Кадеты?

Арман покачал головой:

– Non. Я тебе скажу позднее.

– Кто здесь будет стоять от имени ребенка перед оглашением? – спросил Габри, когда песня закончилась.

Оливье и Клара встали со своих мест.

– Не понимаю, почему они не попросили меня, – раздался ворчливый голос.

– Может, потому, что ты плохо стоишь? – предположила Мирна.

– Зато я стóю тебя, – пробормотала Рут и с трудом встала.

Мирна уже хотела сказать ей, чтобы она села, но что-то в пожилой женщине заставило ее придержать язык. Рут стояла, высокая и прямая, как кол, чуть вскинув голову. На ее лице застыло решительное выражение. Даже Роза вдруг обрела значительный, по мере своих возможностей, вид.

Мирна тоже встала.

Потом поднялся на ноги месье Беливо, владелец магазина. За ним – Сара, владелица пекарни. И Доминик, и Марк, и Святой Мерзавец. И Билли Уильямс, и Жиль Сандон, и Изабель Лакост, и Адам Коэн, и Иветт Николь, и Брюнели.

Жак, и Хуэйфэнь, и Натаниэль, и Амелия сделали шаг вперед.

Встали все прихожане.

Жан Ги взял маленького сына на руки и повернул его лицом к женщинам, мужчинам и детям, которые станут его крестными.

Он прошептал:

– Будь храбрым человеком в храброй стране, Оноре.

– На что вы смотрели? – спросил Жан Ги у Армана, когда они стояли на деревенском лугу и ели бургеры с огромного гриля, принесенного Оливье.

На лугу установили длинный стол, на котором теснились салаты, свежие роллы и сыры. За лугом стоял еще один, более длинный стол со всякими вкусностями – кексами, пирогами, печеньем самых разных видов, конфетами и детьми.

Малышка Зора в радостном волнении подбежала к деду, стукнулась о его ногу и, упав на мягкую траву, недоуменно посмотрела на него.

Он передал свою тарелку Жану Ги, поднял внучку с земли и поцеловал в щеку. Готовые уже пролиться слезы обернулись смехом, и малышка снова побежала куда-то.

На крыльце Рут был устроен бар. Старая поэтесса сидела там в кресле-качалке с Розой на коленях и похожей на дробовик тростью в руках. Четыре кадета, взяв пиво, углубились в разговор.

– О чем вы тут толкуете? – спросила Клара, налив себе джин с тоником.

– Рут хочет как-то назвать свой коттедж, – ответил Натаниэль. – Она попросила меня придумать название.

– Правда? – удивилась Мирна. – Попросила тебя?

– Ну, вернее, предложила найти что-нибудь подходящее, – признался он. – И еще сказала, чтобы я не облажался.

– Так, и к чему вы пришли? – спросила Клара.

– У нас осталось два варианта, – ответила Хуэйфэнь. – Пусть выбирает: либо «Коттедж Розы», – она показала на шиповник возле крыльца, – либо «Бездна Отчаяния».

– Ну-ну, попробуйте, – со смехом сказала Клара.

Они с Мирной пересекли дорогу и присоединились к Рейн-Мари и Анни, которая держала на руках маленького Оноре и болтала с Габри.

– Прекрасная церемония, mon beau, – сказала Анни, целуя Габри в щеки.

– Merci. Я немного испугался, когда все вдруг встали, – признался он.

– Но ты хорошо спрятал свой страх, перейдя на «Акуна-Матату»[71]. Текст, если не ошибаюсь, канонический.

Габри наклонился и сказал, обращаясь к Оноре:

– У каждого в сердце должна быть песня.

– А в руке – эклер, – подхватила Мирна, подняв руку.

– Мудрые слова, – заметила Анни.

Она посмотрела на другую сторону луга и увидела, что ее муж и ее отец возвращаются к церкви.

Они с матерью пошли следом и нашли своих мужчин все перед тем же витражным окном.

Рейн-Мари сунула руку в ладонь Армана, но тут же отдернула ее:

– Ты весь липкий.

– Это из-за Зоры, – сказал он.