Жестокие слова - Луиза Пенни (2015)

— О, я так надеялся, что приедете именно вы! — Из другого конца зала, мимо полицейских, склонившихся над телом, к Гамашу спешил Габри. — Мы спрашивали, не пришлет ли полиция именно вас, но, очевидно, подозреваемые не могут выбирать сыщика по своему хотению. — Он обнял старшего инспектора и повернулся лицом к помещению, заполненному полицейскими. — Ну вот видите, я его знаю. — Он прошептал Гамашу: — Я думаю, нам лучше не целоваться.

— Мудрое решение.

У Габри был усталый, измученный, но собранный вид. Волосы растрепаны, впрочем, такое с ним случалось довольно часто. За его спиной стоял Оливье, тихий, почти незаметный. Он тоже был растрепан, хотя прежде за ним такого не замечалось. Вид у него был изможденный, под глазами синяки.

— Коронер сейчас будет, старший инспектор. — Агент Изабель Лакост подошла к нему поздороваться. Она была одета в простую юбку и легкий свитер, умудряясь при этом выглядеть стильной. Как и большинство квебекцев, она была миниатюрной и уверенной. — А вот и доктор Харрис.

Они посмотрели в окно и увидели, что толпа расступилась, пропуская женщину с медицинским саквояжем. В отличие от агента Лакост доктор Харрис умудрялась носить простую юбку и свитер так, что они выглядели немного безвкусно. Но доктор Харрис чувствовала себя в них удобно. А в такой промозглый день, как сегодня, «удобно» означало «очень привлекательно».

— Хорошо, — сказал старший инспектор, поворачиваясь к агенту Лакост. — Итак, что нам известно?

Лакост подвела Гамаша и инспектора Бовуара к телу. Они опустились на колени — это действие и ритуал они проделывали не одну сотню раз. Это был удивительно человеческий жест. Они не прикоснулись к телу, но склонились очень близко к нему, так близко, как бывали разве что с родней.

— Убитого ударили сзади по голове тупым предметом. Чем-то чистым, твердым и узким.

— Кочергой? — спросил Бовуар, кинув взгляд на камин, растопленный Оливье.

Гамаш тоже посмотрел в ту сторону. Утро стояло сырое, но вовсе не холодное. Растапливать камин не было нужды. Возможно, его растопили скорее для уюта, чем для тепла.

— Если это сделали кочергой, то она была чистой. Коронер, конечно, исследует этот вопрос досконально, но в ране нет очевидных следов грязи, сажи, дерева — ничего такого.

Слушая агента Лакост, Гамаш смотрел на дыру в голове убитого.

— Значит, орудие убийства не найдено? — спросил Бовуар.

— Пока нет. Мы, конечно, ищем.

— Кто он такой?

— Мы не знаем.

Гамаш оторвал взгляд от раны и посмотрел на Лакост, но ничего не сказал.

— Документов при нем никаких нет, — продолжала она. — Мы проверили все его карманы — безрезультатно. Даже носового платка нет. И никто, похоже, его не знает. Это белый мужчина лет семидесяти пяти. Худой, но не из-за плохого питания. Рост пять футов семь дюймов, может быть, пять и восемь.

Несколько лет назад, когда агент Лакост только поступила в отдел по расследованию убийств, ей казалось странным говорить о таких вещах — старший инспектор и сам прекрасно это видел. Но он учил их всех делать это, и она делала. И лишь несколько лет спустя, когда она уже сама шефствовала над новичками, ей стала очевидна ценность такого упражнения.

Благодаря ему они оба убеждались, что видят одно и то же. Полицейские подвержены ошибкам и субъективны в той же мере, что и все остальные. Они могли не заметить чего-то, неверно интерпретировать увиденное. А такое проговаривание снижало эту вероятность.

— В руках у него ничего нет. И под ногтями тоже, кажется, ничего. Никаких синяков. Никаких видимых следов борьбы.

Они поднялись с колен.

— Состояние помещения подтверждает это.

Они огляделись.

Все на своих местах, ничто не перевернуто. Всюду чистота и порядок.