Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

– Так мы сможем навсегда избавиться от Оуэна, – когда Миллисент собирается озвучить очевидное, я поднимаю руку: – Знаю, знаю. Трудно избавиться от того, кого нет, да?

– Можно и так сказать.

– Идея с воскрешением Оуэна была блестящей. Я этого не отрицаю. Но мы спровоцировали так много проблем.

– Много?

– Да. Дженна. Люди в этом городе. Женщины по-настоящему напуганы, – я тщательно избегаю того, что не известно Миллисент. Например, причину самоубийства Тристы.

Жена кивает:

– Я и думать не думала навредить Дженне.

– Я знаю, что ты этого не хотела, – я наклоняюсь вперед на своем кресле, поближе к Миллисент, чтобы она расслышала все, что я собираюсь сказать: – Очень трудно, если не невозможно, сымитировать его смерть за отсутствием тела. Единственный вариант – если он утонет в океане или озере, и его никогда не найдут. Но сомнения у людей останутся. Чтобы все выглядело правдоподобно, нам нужен человек, который расскажет эту историю и которому поверят.

– Как Наоми, – говорит Миллисент.

– А каковы шансы, что она это сделает?

– Нулевые.

– Тогда Оуэн не умирает. А просто снова уезжает куда-то, – на этих словах я делаю паузу, ожидая реакции жены. Но она не произносит ни слова, и я продолжаю: – Оуэн настолько самоуверен, что написал репортеру, сообщил через него всем, что он вернулся, и даже назвал точную дату похищения своей новой жертвы. Так почему бы ему не сообщить всем, что он собирается уехать? Он – из тех людей, что бахвалятся собой и своими поступками. Так что он вполне может написать: «Я рассказал вам, что решил сделать и когда я запланировал это сделать. Но вы так и не смогли меня поймать. А теперь вам никогда меня не найти».

Миллисент едва заметно кивает, словно размышляет над моей идеей.

– Я знаю, она не идеальна, – говорю я. – Но, если Оуэн исчезнет, все перестанут о нем говорить. И Дженна, возможно, избавится от своих страхов.

– Только момент нужно выбрать подходящий, – подает голос, наконец, Миллисент. – Они должны найти Наоми до того, как ты отправишь очередное письмо.

– Абсолютно верно.

– Я позабочусь об этом.

– Может, мы сделаем это вместе?

Миллисент смотрит на меня, ее голова склоняется набок. На мгновение я думаю, что она хочет улыбнуться. Но это не так. Все уже слишком серьезно. Мы вышли за рамки прелюдии к сексу.

– Я возьму на себя Наоми, – говорит Миллисент. – А ты сосредоточься на письме. Ты должен заставить всех поверить в отъезд Оуэна.

Мне хочется возразить, но вместо этого я киваю. В ее словах есть резон.

– Надеюсь, это поможет, – слабо вздыхает Миллисент.

– Я тоже.

Я подаюсь вперед и кладу свою руку в ее ладони. И мы сидим так, пока жена не косится на остатки моего эклера и не откусывает от него кусочек. Я беру ее половинку эклера и делаю то же самое. На лице Миллисент появляется слабая улыбка. Я сжимаю ее руку.

– Все будет хорошо, – заверяю ее я.

Раньше так всегда говорила Миллисент. Она говорила так, когда мы были молодыми и родили одного ребенка, а потом и второго. Она говорила так, когда мы купили наш первый дом, а потом и второй, побольше.

И она сказала так, когда тело Холли лежало в нашей общей комнате с головой, размозженной теннисной ракеткой.

* * *

Пока я стоял над Холли, осознавая, что я наделал, Миллисент начала действовать.

– У нас еще остался в гараже тот брезент? – спросила она.

Мне потребовалась минута, чтобы понять смысл ее слов:

– Брезент?

– Ну, после той протечки.

– Думаю, да.

– Принеси его.

Я медлил, размышляя над тем, стоит ли вызвать полицию. Ведь именно так поступают люди, когда убивают кого-то в целях самообороны. Они звонят в полицию и объясняют, что случилось, потому что они не совершили ничего плохого.

Миллисент прочитала мои мысли.

– Ты думаешь, полиция поверит, что Холли тебе угрожала?