Правление волков - Ли Бардуго (2021)

Ханна стояла рядом, одетая в пальто оттенка цветов чертополоха, который придавал ее смуглой коже сияние, заметное даже в пасмурный день, элегантную вязаную шапочку, прикрывшую ее остриженные волосы, чтобы не привлекать ненужного внимания. Как бы Нина ни страдала в ненавистной клетке Ледового Двора, страдания Ханны были намного сильнее. Ей нужен был вольный бег, скачка во весь опор; нужен был запах снега и хвои и успокаивающая тишина леса. Она прибыла в Ледовый Двор с Ниной добровольно, но, без сомнений, длинные дни, заполненные вежливыми разговорами за утомительными обедами, оставили свой след. Даже этого крошечного глотка свободы – выход на рынок с родителями и охраной в хвосте – было достаточно, чтобы снова вернуть румянец ее щекам и блеск глазам.

– Мила! Ханна! – окликнула Ильва. – Не уходите слишком далеко.

Ханна закатила глаза и взяла моток голубой пряжи с прилавка торговца.

– Будто мы дети.

Нина кинула взгляд за ее спину. Родители Ханны, Ярл и Ильва Брум, отстававшие от них всего лишь на несколько ярдов[1], привлекали восхищенные взгляды, прогуливаясь по набережной, – Ильва в коричневом шерстяном пальто с воротником из рыжего лисьего меха, Брум в черном мундире с вышивкой на рукаве в виде серебряного волка дрюскелей, вызывающем у Нины прилив ненависти. Двое молодых дрюскелей, с гладко выбритыми подбородками и зачесанными золотыми волосами, шли следом. Лишь закончив свое обучение и услышав слово Джеля во время Рингкаллы, они получали разрешение отрастить бороду. А затем они вприпрыжку отправлялись навстречу огромному миру, убивать гришей.

– Папа, там готовятся к какому-то представлению, – сказала Ханна, указав отцу в ту сторону набережной, где возводили самодельную сцену. – Можно нам пойти посмотреть?

Брум слегка нахмурился.

– Там ведь не одна из этих керчийских трупп, да? С их глупыми масками и грязными шутками?

«Ох, если бы», – мелькнула у Нины мрачная мысль. Она тосковала по диким улицам Кеттердама. Она бы предпочла сотню раз посмотреть довольно непристойную и попахивающую дурным вкусом жестокую комедию, чем высиживать все пять нескончаемых актов фьерданской оперы, как ей пришлось вчера вечером. Ханна была вынуждена то и дело пихать Нину в бок, чтобы та не задремала.

– Ты начинаешь храпеть, – шепнула она, вытирая слезы, выступившие на глазах от с трудом сдерживаемого смеха.

Ильва, заметив покрасневшее лицо и полные слез глаза дочери, утешающе похлопала Ханну по колену.

– Это и впрямь трогательная часть, да, дорогая?

Ханна в ответ смогла лишь кивнуть, и то сжав руку Нины.

– О, Ярл, – теперь к мужу обратилась Ильва. – Я уверена, все будет совершенно пристойно.

– Очень хорошо.

Брум сдался, и они направились к сцене, оставив позади разочарованного торговца шерстью.

– Но ты будешь весьма удивлена, узнав, во что превратилось это место. Взяточничество. Ересь. Прямо в сердце нашей столицы. Видишь? – Он указал на сгоревший дом, мимо которого они как раз проходили. Похоже, когда-то это была лавка мясника, но теперь окна в ней были выбиты, а стены покрыты копотью.

– Всего две ночи назад эту лавку досмотрели. Нашли алтарь так называемой Солнечной святой и еще один… этой, как же ее? Линнея Водная?

– Леони, – тихо поправила Ханна.

Нина слышала о рейде от своих связных из Рингсы, сети разведчиков, созданной для того, чтобы спасать гришей по всей Фьерде. Пожитки мясника вышвырнули прямо на улицу, все шкафы и ящики вскрыли, чтобы обнаружить спрятанные реликвии – кость пальца Солнечной святой и икону, написанную в любительском стиле, на которой явно изобразили прекрасную Леони с убранными в узел косами и воздетыми к небу руками в тот момент, когда она очищала реку от яда, чтобы спасти город.