Покоренная сила - Евгений Красницкий (2016)

Кого уж там она приласкала этаким эпитетом, Мишка даже не попытался угадывать. К тому же он вовсе не был уверен, что наблюдает вдовствующую графиню Палий наяву. Нинея сердито пожевала губами и продолжила все тем же ворчливым тоном:

– И ты тоже хорош! Чего сам полез, послать некого было? Ты воевода или мальчик на побегушках? Тебе людьми командовать надо, а ты как курица паленая…

Нинея неожиданно встала и, сделав несколько не по-старушечьи широких шагов, распахнула дверь. За дверью обнаружилась материна сенная девка, застывшая от неожиданности в характерной позе – подслушивала. Девка (как ее зовут, Мишка вспомнить не смог) в ужасе уставилась на волхву и уже начала открывать рот, собираясь не то завизжать от страха, не то сказать что-то в свое оправдание, но Нинея не дала ей сделать ни того, ни другого. Волхва зло стукнула посохом в пол и, выкинув в сторону девки руку ладонью вперед, выкрикнула:

– Оглохни!

Девка с полминуты простояла, приоткрыв рот, словно прислушиваясь к чему-то, а потом, прижав ладонями уши, осела на пол и тихонько завыла.

– Так-то вас, дурищ, – проворчала Нинея и, закрыв дверь, вернулась к Мишкиной постели.

«Брежу. К гадалке не ходи – брежу. Не может такого быть, потому, что не может быть никогда! Никаких признаков гипнотического воздействия: ни предварительной подготовки, ни пассов руками, ни блестящего предмета или света в глаза. Что там еще гипнотизеры используют? Неважно! Не могла девка оглохнуть от одного окрика. Но ведь оглохла же? Брежу, вот и всё».

– Долго еще валяться будешь? – снова напустилась на Мишку Нинея. – Парни для твоей воинской школы готовы, только знака ждут, крепость без твоего догляда строится, намедни двое твоих балбесов чуть не утонули, Первак с братом твоим… который из Турова, – Нинея так и не произнесла вслух христианское имя Петьки, – подрались. Ходит теперь твой братишка разукрашенный, как скоморох.

– Я вот как раз насчет Первака хотел… – начал было Мишка.

– Правильно хотел! – перебила волхва. – Да больно долго собирался! Не шестнадцать лет ему – самое малое двадцать. И крови у него на руках… – Нинея недоговорила и махнула рукой. Впрочем, слов и не требовалось, и так всё было понятно.

– Я с матерью… – снова попытался заговорить Мишка, но Нинея опять его перебила:

– Знаю! Медвяна мне сама все рассказала. Умница у тебя мать, всё правильно решила. Пока он неопасен, а в первом же бою… Только не сам! Не своими руками! Понял меня? Еще раз тебе повторяю и буду повторять, пока не поймешь: ты – начальный человек, твое дело приказывать, а не самому везде лезть!

Нинея помолчала, нахмурилась и тихо пробормотала:

– Что же я хотела-то? Сбил ты меня с мысли…

«Интересно, когда это я успел? Ты ж мне слова сказать не даешь. Нет, точно брежу! Нинея никогда на память не жаловалась».

– Да! – вспомнила Нинея. – Я тебе говорила: долго ли еще валяться собираешься? Понравилось, значит, что все вокруг тебя хороводятся да сюсюкают?

Обвинение было просто возмутительно несправедливым. Мишка еще ТАМ читал, что так называемые «обожженные раны» лечатся очень плохо и зачастую их приходится иссекать. ЗДЕСЬ хирургия была не очень-то популярна, хотя, когда требовалось, лекари и резали, но больше полагались на травы, настои, отвары, да еще на психотерапию. Это на Западе врачи, чуть что, за ножи хватались.

Да и кроме обожженной раны проблем хватало. Левый глаз закрыло водяным пузырем, левое ухо тоже, волосы на виске и над ухом сгорели. За ухо Мишка не опасался, а вот глаз. Не дай бог, из-за ожогового шрама не станет подниматься как следует веко. Пластической хирургии ЗДЕСЬ уж точно нет.

– Хватит себя жалеть! – продолжала между тем Нинея. – Половина твоей болезни – боязнь дел. Отроков учить, крепость строить, за торговлей следить… И никто тебя не заставлял, сам напросился!