Вверх по течению - Дмитрий Старицкий (2015)

Постояли мы у могильного холмика, помянули раба божьего, что в этой юдоли отмучился, и домой ушли. Думаю, что если бы не его болезнь, то, может, и не оставили бы эти люди меня у себя, накормили бы «немого» странника и с утра дальше вниз, в долины, прогнали. А там… Фишка могла лечь на любую сторону. Потом я уже насмотрелся на местную жизнь. Разная она. Так что можно сказать, что повезло мне на добрых людей. И на мягкую адаптацию к местным нравам и понятиям.

Элика, та девчонка, что меня с козой на дороге встретила, за ту же зиму, что ее отец сох, в бабью стать вошла — выросла, округлилась в тех местах, где положено. Соблазн жуткий для молодого парня, который больше полугода без женской ласки живет, только вкалывает. Так что я от греха подальше, как только чуть потеплело, перебрался спать на сеновал, что надстроен был над стойлом лошарика. Медвежья шкура снизу, на сене, большой овчинный тулуп сверху — красота. И воздух чистый, не то что в избе, где жарко натоплено и такая куча народа его надышала со всех дыр.

Весна.

Дразнящие ароматы вокруг.

В лесу щепка на щепку лезет.

У девочки первый гормональный шторм башню сносит. А вокруг, кроме моей кандидатуры, никого и нет больше, с кем в «люблю» играть.

И я с сухостоем.

Поначалу все было как-то невинно, что ли. На глазах у всех. Прибегала, садилась рядом, прижималась к боку, и начиналось все с плача по безвременно ушедшему отцу, приходилось утешать, а заканчивалось одинаково — тем, что просила она меня спеть «Вечную любовь».

Потом как-то осмелела и на сеновал ко мне ночью прошмыгнула. Разбудила. Опять ее утешай…

Залезла ко мне под тулуп, поплакала немного, потерлась об меня всем телом, потом целоваться вздумала. Решил я, что попробую просто петтингом отделаться, но… требование юной чертовки было категоричным и императивным:

— В дырочку!

Так, конечно, долго продолжаться не могло, но месяц с небольшим мы продержались, тая наши новые отношения от остальной семьи.

Потом попались.

Точнее, она попалась, когда очередной раз ночью в сенях с дядей столкнулась, не вовремя до ветру отправившимся.

Меня с нее никто не снимал, так что только подозрениями, хотя и суровыми, со стороны хозяина я легко отделался. Кузнец только глазами сверкал, но коли не пойман, как говорится, то и не вор… А по их понятиям за конкретную предъяву надо ответ держать по всей строгости. Только работой меня нагрузили сильнее, чтобы на ночь сил не оставалось. Но это он по своему возрасту судил, сам упахивался вместе со мной так, что к вечеру его ноги не держали. Я тоже сильно уставал, но юный организм бабы хотел больше, чем сна.

Продолжалось бы так и дальше, встречи только хитроумнее обставлять пришлось, да и тепло настало, в лесу зеленый лист вылез. Пришло время собирать ранние травки и дикий чеснок. Так что, поставив силки, приходил я в условленное место в густых кустах лещины, где и любились мы с Эликой, никого уже не опасаясь. Потом порознь расходились и приходили домой порознь — она с корзиной, я с двумя-тремя кроликами. А то и облезлым енотом. С виду все чинно и благородно.

В конце мая поехали мы с кузнецом на ярмарку в долину только вдвоем почему-то.

Расторговались быстро, в два дня.

Закупили, что нам в горах потребно.

И повел он меня в казенный дом, как сказал: документ мне выправлять. Я и пошел спокойно, так как никакой подлянки от него не ожидал. А зря.

Где-то полчаса я ждал кузнеца в унылом коридоре на жестком стуле. Потом и меня вызвали к местному начальству в убогий кабинет, где единственным ярким пятном был ростовой портрет императора в золоченой раме.