– Вызывали, шеф? – сказал он, намекая на новую должность Мэддокса. – Ты оставил мне сообщение на телефоне. Рассказал о ДНК черных волос и приказал явиться с утра, помочь осуществить некий план. Помнишь?

– Я не сказал – в полшестого утра.

Хольгерсен вяло пожал плечами:

– Подумал, приеду пораньше, погляжу на эти рисунки и поразмыслю в тишине и покое. – Он показал подбородком на доску: – Но ты дорвался до нее первым.

Мэддокс некоторое время смотрел на него.

– Ты вообще успел поспать, Хольгерсен?

Тот снова дернул плечом.

– А-а, да нет, иногда расследование так затягивает человека… Я это, гляжу, у тебя тут готовы результаты по ДНК. – Он подошел к доске и принялся изучать новые связи и данные. Не поворачиваясь, Кьель начал: – А что, Фиц… То есть Базьяк… То есть новый начальник, как бишь вас…

Мэддокс промолчал.

Хольгерсен обернулся, приподняв бровь:

– Как там Паллорино?

– Не знаю.

Тот кивнул.

– Я так понимаю, Фицу про твой план мы не скажем?

Мэддокс не ответил.

– А откуда у тебя такая уверенность, что наш Джейден, богатенький красавчик, с радостью предложит нам свои телесные соки?

Мэддокс подошел к столу, где стояла кофеварка. Налив себе кружку, он протянул прозрачную емкость Хольгерсену:

– Хочешь?

– Не, я позже куплю настоящего кофе, спасибо.

Мэддокс вернулся к доске и некоторое время мелкими глотками пил дымящийся кофе, разглядывая фотографию Джейдена Нортона-Уэллса. Потом указал на него кружкой:

– Он слабое звено – и одновременно ключевое: «Лексус», медальон со святым Христофором… А как рванул к Рэддисону, у которого в кабинете на полке валялись спички с телефоном Драммонд! Он в этом по уши, правда, не пойму каким образом. Если его прижать, повалятся остальные костяшки домино.

– Видишь ли, тут есть проблема, – отозвался Хольгерсен, выудив из нагрудного кармана свою никотиновую жвачку. – Если Нортон-Уэллс в этом по уши, он нам добровольно своей ДНК не даст. И даже если не по уши, он же студент юридического! На юридическом много чего преподают про всякую лабуду, вроде хартии прав и свобод и право неприкосновенности частной жизни. Этим студентам палец в рот не клади.

Мэддокс приподнял бровь:

– И ты работаешь с Лео по всякой мелочи?

Широкая улыбка прорезала усталое лицо Хольгерсена. Он сунул в рот зеленую жвачку, сжал ее передними зубами и шепеляво сообщил:

– Я кое-что понимаю в жизни, босс.

Перенастройка – вот что происходило с Мэддоксом после каждого разговора с Кьелем Хольгерсеном. Этот коп, так сказать, будил в Мэддоксе детектива. Что, гадал он, заставило Хольгерсена пойти работать в полицию? Что им движет, почему он предупредил Мэддокса о Фице? Отчасти поэтому он решил взять с собой Хольгерсена к Нортону-Уэллсу. Держи друзей близко, а врагов еще ближе, как говорит пословица, и Мэддокс решил разобраться, кто ему Кьель Хольгерсен.

– Мотив, – медленно сказал Мэддокс, наблюдая за собеседником, – меня всегда интересует мотив. Может, Нортон-Уэллс и учится на юридическом, но для своего отца он пустое место. Думаю, и Джойс Нортон-Уэллс, сама главный прокурор провинции и известный политик, не в восторге от сынка. Судя по всему, Джейден пошел на юридический, чтобы заслужить одобрение родителей. Значит, он эмоционально слабоват. Юриспруденция не для него: готов спорить, он не самый умный и не самый борзый на потоке…

Сделав еще глоток кофе, Мэддокс снова повернулся к фотографии Джейдена Нортона-Уэллса.

– Он религиозен, – тихо заговорил Мэддокс, рассматривая лицо юноши. – Ему вдолбили четкие принципы – для него мир делится на правильное и неправильное, хорошее и плохое. Согласно католическим догматам, плохое означает, что ты попадешь в ад. Джейден Нортон-Уэллс смертельно боится загреметь в пекло: мы видели его сразу после того, как материалы о Драммонд попали в прессу, Джейден был потрясен до глубины души – от него так и разило страхом.