Последняя рукопись - Франк Тилье (2019)

– Ваши произведения часто затрагивают тему двойничества, присвоения чужой личности, памяти и воспоминаний. И «Последняя рукопись» не исключение. Возможно, это ваша самая резкая, самая жестокая книга, в ней вы беретесь за темы, способные ранить чувствительные души. Пытки, незаконное лишение свободы, изнасилование. Своим романом вы хотите шокировать читателя?

Лин Морган совсем извертелась на стуле. Интервью длилось всего минут пятнадцать, а ей уже надоело. После четырех лет молчания Нила Мирора читатели буквально набросились на его новый триллер. Роман вышел в декабре и сразу попал в топ десяти бестселлеров. Теперь, чтобы обеспечить ему успешный рынок, интервью придется давать до самого Рождества.

– Я ничего специально не подсчитывала. Писала, как писалось. Да, разумеется, роман жестокий, но не думаете же вы, что мир, в котором мы живем, не таков?

Лин умолкла, и сидевшая за соседним столиком Памела, ее пресс-атташе, бросила на нее недовольный взгляд. Интервью было на вес золота: разворот в женском еженедельнике «Twin», издании, популярном у электората, который трудно завоевать. А выход очередного номера предполагался как раз перед праздниками. Журналистка Джеральдина Скордель, поджав губы, что-то царапала у себя в блокноте. Лин строго соблюдала непростые правила интервью, но отказывалась от радио- и телевизионных записей. Она всегда требовала и непременно добивалась права прочесть статью перед публикацией, чтобы убедиться, что о ней говорят в мужском роде. И разумеется, никаких фотографий, никто не должен видеть ее лица. Если кому-то и было известно, что Нил Мирор и Лин Морган – это один человек, то широкая публика не знала, что виновник ее бессонных ночей – женщина. Романистке всегда удавалось держать под замком свою личную жизнь, даже когда ее буквально припирали к стенке.

– Как вы вкратце охарактеризуете свой роман?

– Вы его прочли?

– Я читаю все, о чем пишу. Но мне интересно ваше мнение.

Чтобы скрыть раздражение, Лин сделала глоток шардоне. Ей всегда нелегко давался разговор о своих книгах. Беседа велась в безвестном кафе в Десятом округе Парижа, вдали от шикарных кварталов и более традиционных для подобных встреч мест. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы повторить то, что она уже говорила десятки раз.

– Это история Жюдит Модруа, ничем не примечательной женщины, простой учительницы, поддерживающей отношения с одиноким пожилым писателем, у которого было бурное прошлое. Теперь же он уединенно живет на огромной вилле на бретонском острове Бреа и уже много лет ничего не публикует.

– Это Янус Арпажон…

– Верно, Арпажон. Он дает Жюдит прочесть свою пока не имеющую названия рукопись, о которой еще никому не рассказывал. Это мерзкая история изнасилований и убийств подростков, совершенных писателем по имени Кайяк Мёбиус.

Арпажону остается дописать еще десять страниц, а главное, открыть книжным сыщикам место захоронения жертв Кайяка. Жюдит считает сюжет романа вымыслом, она не знает, что на самом деле Арпажон описал свою собственную историю и что Кайяк – это он сам.

– Нечто вроде романизированной автобиографии.

– Скорее, длинная исповедь насильника и убийцы, ни разу не пойманного рецидивиста, который в преклонном возрасте принимает решение сделать полное признание в виде романа. И вот когда он сообщает, что собирается отправить рукопись своему давнему издателю, а уж потом сочинить концовку, Жюдит задумывает лишить его свободы и подвергнуть пыткам, чтобы он все-таки сперва завершил роман.

– Как в «Мизери» Стивена Кинга. Вы читали?

– Разумеется, и я понимаю, что многие станут сравнивать, как вы сейчас. Но моя трактовка не имеет ничего общего с романом Кинга. Это скорее дань уважения, нежели что-то иное.