Зов кукушки - Джоан Роулинг (2014)

По пути на Бонд-стрит, в вагоне подземки, Страйк прочел ксерокопию статьи. Фредди Бестиги получил стартовый капитал в наследство от отца, сколотившего огромные деньги на грузоперевозках, а затем приумножил это состояние за счет кассового успеха своих фильмов, осмеянных серьезными кинокритиками. В настоящее время продюсер судился с двумя газетами, которые уличили его в гнусных домогательствах к молоденькой сотруднице, чье молчание он купил до начала процесса. Обвинения, тщательно приправленные словами «предположительно» и «по слухам», касались сексуальной агрессии, а также некоторых физических издевательств. Все сведения исходили от «источника, близкого к предполагаемой жертве», но сама девушка отказалась поддерживать обвинения и беседовать с прессой. Предстоящий развод Фредди с нынешней женой, Тэнзи, упоминался лишь в последнем абзаце, где указывалось, что эта незадачливая пара была дома в ту ночь, когда покончила с собой Лула Лэндри. У читателя складывалось странное впечатление, будто взаимная неприязнь четы Бестиги могла подтолкнуть Лулу к самоубийству.

Страйку никогда раньше не доводилось вращаться в кругу тех, кто обедает в «Чиприани». Шагая по Дэвис-стрит под теплыми лучами солнца, которые пригревали ему спину и золотили показавшееся впереди красно-кирпичное здание, он подумал, что, чего доброго, может столкнуться здесь с кем-нибудь из своих сводных братьев или сестер. Заведения типа ресторана «Чиприани» были неотъемлемой частью повседневной жизни законных детей его отца. В последний раз трое из них дали о себе знать, когда Страйк лежал в бирмингемском госпитале «Селли-Оук», где проходил курс восстановительной терапии. Габби и Данни сообща прислали цветы; Эл однажды приехал его навестить и преувеличенно громко хохотал, избегая смотреть в изножье койки. Потом Шарлотта передразнивала гогот и содрогание Эла. Выходило очень похоже. Кто бы мог подумать, что такая красивая девушка умеет смешить, но у нее это здорово получалось.

В ресторанном зале, оформленном в стиле ар-деко, он увидел стулья и стойку теплого, тщательно отполированного дерева, нежно-желтые скатерти на круглых столиках и официантов в белоснежных куртках и при «бабочках». Среди оживленно болтающих, позвякивающих столовыми приборами посетителей Страйк без труда нашел взглядом своего клиента — тот сидел за столиком для четверых, причем, к удивлению Страйка, в компании сразу двух женщин: у обеих были длинные блестящие каштановые волосы. На кроличьей физиономии Бристоу читалось желание угодить, а может, и успокоить.

Завидев Страйка, адвокат вскочил и представил его Тэнзи Бестиги, которая протянула ему тонкую холодную руку, а потом и ее сестре, Урсуле Мей, — та и вовсе не удостоила его своим вниманием. Пока официант уточнял заказы напитков и раздавал меню, Бристоу нервничал и без умолку говорил, а сестры изучали Страйка откровенно критическими взглядами, какие позволяют себе только представители определенного класса.

Безупречно лощеные, как две вынутые из прозрачных коробок большие куклы, загорелые, с каким-то восковым блеском кожи, узкобедрые, в тугих джинсах, они были стройными, как положено богатым, и носили длинные, идеально гладкие волосы на прямой пробор.

Когда Страйк в конце концов оторвался от меню, Тэнзи без предисловий поинтересовалась:

— Вы и в самом деле, — она произнесла «в самм деле», — сын Джонни Рокби?

— Если верить тесту на отцовство, — ответил он.

Она, похоже, не поняла, считать это шуткой или грубостью. Ее темные глаза были посажены чуть ближе, чем хотелось бы; ботокс и контурная пластика не могли замаскировать капризное, раздраженное выражение лица.

— Послушайте, я уже сказала Джону, — резко начала она, — что не потерплю новой огласки, это понятно? Охотно расскажу обо всем, что слышала, чтобы вы доказали мою правоту, но запрещаю вам где бы то ни было упоминать нашу встречу.