Крещение огнём - Анджей Сапковский (1997)

— Регис?.. — Лучница сдержала крик, почувствовав запах полыни, шалфея, кориандра и аниса. — Регис? Ты, что ль?

— Я, — бесшумно появился из мрака цирюльник. — Беспокоился за тебя. Вижу, ты не одна.

— Угу. Верно видишь. — Мильва отпустила плечо Кагыра, который уже доставал меч. — Я не одна, и он теперь тоже не один. Но это долгая история, как говорят некоторые. Регис, что с ведьмаком? С Лютиком? С остальными? Знаешь, что с ними?

— Знаю. Лошади есть?

— Есть. В ивняке укрыты.

— Двигаем на юг, вниз по Хотле. Немедленно. До полуночи надо быть у Армерии.

— Что с ведьмаком и поэтом? Они живы?

— Живы. Но у них неприятности.

— Какие?

— Это долгая история.

***

Лютик застонал, пытаясь повернуться и устроиться хоть немного поудобнее. Однако это была задача, невыполнимая для человека, лежащего в куче осыпающихся стружек и опилок и связанного веревками наподобие подготовленного к копчению свиного рулета.

— Не повесили нас сразу, — ойкнул он. — Вся надежда… В этом вся наша надежда…

— Успокойся. — Ведьмак лежал не двигаясь, глядя на луну, просвечивающую сквозь щели в крыше дровяного сарая. — Знаешь, почему Виссегерд не повесил нас сразу? Потому что решил казнить публично, на рассвете, когда весь корпус соберется уходить. В пропагандистско-воспитательных целях.

Лютик умолк. Геральт слышал, как он сопит и постанывает.

— У тебя-то есть шансы вывернуться, — сказал он, чтобы успокоить поэта. — Мне Виссегерд собирается отомстить за личную обиду, а против тебя он ничего не имеет. Твой знакомый граф вытащит тебя из беды, вот увидишь.

— Хрен вам, — ответил бард, к удивлению ведьмака спокойно и совершенно рассудительно, — хрен вам, хрен и дерьмо. Не считай меня ребенком. Во-первых, в пропагандистско-воспитательных целях два висельника лучше, чем один. Во-вторых, он не захочет оставлять в живых свидетелей. Нет, брат, будем болтаться рядышком.

— Перестань, Лютик. Лежи тихо и обдумывай возможности.

— Какие еще возможности, черт побери?

— Любые.

Болтовня поэта мешала ведьмаку собраться с мыслями, а мыслил он интересно. Все время ждал, что в сарай вот-вот ввалятся люди из темерской войсковой разведки, которые, несомненно, были в корпусе Виссегерда.

Разведку наверняка заинтересовали бы подробности событий в Гарштанге на острове Танедд. Геральт почти не знал подробностей, однако понимал, что прежде чем агенты в это поверят, он уже будет очень, очень больным. Вся его надежда основывалась на том, что ослепленный жаждой мести Виссегерд не разболтал о его поимке. Разведка могла бы попытаться вырвать пленников из когтей взбешенного маршала, чтобы забрать их в главную квартиру. Вернее, потащить в главную квартиру то, что останется от них после первых допросов.

Меж тем поэт придумал «возможность».

— Геральт! Давай прикинемся, будто знаем что-то очень важное. Что мы действительно шпионы или нечто подобное. Тогда…

— Умоляю тебя, Лютик!

— Можно попытаться подкупить стражу. У меня есть немного денег. Дублоны, зашитые в подкладку сапога. На черный день… Давай крикнем стражников…

— И они отберут у тебя все да еще и поколотят.

Поэт заворчал, но тут же умолк. С майдана долетали крики, конский топот и — что хуже всего — запах солдатской гороховой похлебки, за миску которой Геральт отдал бы всю стерлядку и все трюфели мира. Стоящие перед сараем стражи лениво переговаривались, похохатывали, время от времени кашляли и отплевывались. Стражи были профессиональными солдатами, это чувствовалось по фразам, составленным почти исключительно из местоимений и изысканно-грязных ругательств.

— Геральт!

— Ну?

— Интересно, что сталось с Мильвой… С Золтаном, Персивалем, Регисом… Ты их не видел?

— Нет. Вполне возможно, что во время стычки их зарубили или потоптали конями. Там, в лагере, труп на трупе валялся.