Щипач - Юрий Корчевский (2021)

После революции офицерский корпус распустили. С ними ушли и звания. Командиров отделений, взводов, рот и выше, стали называть по должностям – комкор (командир корпуса), комбриг (командир бригады), комроты (командир роты). А еще ликвидировали погоны в армии, они «якобы» символизируют царских золотопогонников, генералов. В 1943 году вернули погоны, офицеров стали называть офицерами, а не краскомами, то есть красными командирами. И генералы вернулись, что не помешало одерживать победы. Только до возврата преемственности армии не дошли, не гордились подвигами предков.

Боец ухватил молодую женщину за волосы, выволок во двор. «Комод» же достал из кобуры револьвер, стал бить деда рукоятью.

– Где хлеб прячешь? Где сын? В повстанцы подался?

– Не бей! Сын три года, как от брюшного тифа помер. А хлеба нету. Стар я за сохой стоять, у меня даже коня нет, вот как перед Христом!

Глух «комод» к мольбам старика. Ударом на пол его свалил, начал ногами пинать. «Комод» Алексея видел, видимо – выслужиться решил, в раж вошел, удар за ударом так и сыплются на старика. Бедняга уже стонать перестал. У Алексея от злости желваки на челюстях вспухают. Немощного бить, как и ребенка, последнее дело. А запретить нельзя. Как в том приказе? Исполнять сурово и беспощадно! Но рожу «комода» запомнил и через пару дней встретил случайно у избы, превращенной в казарму. «Комод» козырнул, а Алексей приказал:

– Дай-ка мне свой револьвер.

«Комод» протянул оружие. Алексей ствол понюхал.

– Стрелял недавно? Порохом пахнет.

– Никак нет.

– Убийцу ищем. Кассира уездного казначейства убили.

– Не слыхал.

Да и как «комод» мог слыхать, если Алексей соврал. Алексей носом потянул.

– Да от тебя спиртным разит! Пил на службе?

– Полстаканчика с устатку, – не стал запираться «комод».

– Это что за непорядок? – Алексей пальцем в сторону показал.

«Комод» повернул голову. Алексей вскинул револьвер, поднес ствол к виску «комода», нажал на спуск. Бах! «Комод» рухнул. Алексей сразу бросил его револьвер к кисти убитого, чтобы на самоубийство походило. Успел отойти на несколько шагов, развернулся. Из избы на звук выстрела выбежали красноармейцы с винтовками в руках. Алексей кричать стал:

– Пьянствуете? Допились! Командир ваш башку себе прострелил. А ну-ка, ведите в избу.

На столе в избе квашеная капуста в миске, соленые огурцы, вареная картошка и наполовину пустая четверть мутного самогона.

– Под трибунал захотели? – заорал Алексей.

Бойцы притихли. А что скажешь в свое оправдание? Самогон на столе, улика. Изъятый у селянина при обыске. У Тухачевского в войске дисциплина жесткая, за пьянку следует наказание. Алексей продолжил:

– Заройте этого самострела! Пятно на взвод и полк! Комроты скажете – пропал без ведома! А то ведь позор!

Алексей взял бутыль с пойлом, вышел. Бутыль не разбил и содержимое не вылил. Отошел подальше, немного на рубаху пролил, для запаха, глоток сделал. Рот обожгло. Первак, такой горит синим пламенем. Бутыль принес в избу, где чекисты обосновались.

– У бойцов изъял. Напьются, еще перестреляют друг друга.

– А нам в самый раз будет, – захохотал Мальцев, чекист из Московской губчека.

На столе буханка хлеба нарезана, большой шматок сала да вареная курица. Побогаче стол, чем у бойцов. Выпили, закусили. Один из чекистов сказал:

– Завтра из лесов эту свору выкуривать будем!