Город (сборник) - Клиффорд Саймак

– Может, оно и верно насчет охоты. Я и сам немало охочусь, да только я еще люблю немного покопаться в земле. А целинные земли подымать трудно. У меня в этом году вполне приличный урожай кабачков и морковки. Да и картоха нехудо уродилась.

– Но раньше тут жило очень много народу, – настаивал я. – Целые тысячи человек, может, даже миллионы.

– Слыхал я об этом, – согласился старик, – но не могу сказать, есть ли в том хоть крупица правды. Должно быть, это было сильно давно. Кто-то ж повыстроил все эти дома, хотя чего это ради, даже не представляю.

Вид у комнат редакции «Глобуса» был запущенный, повсюду лежал толстый слой пыли, а тишина стояла чуть ли не такая же осязаемая, как и пыль.

Что-то здесь изменилось, но это по-прежнему была редакция газеты. Чтобы вернуть сюда жизнь, не хватало немногого – шума голосов и торопливого бормотания типографских прессов.

Вся мебель была на месте, а вокруг большого редакционного стола кружком стояли стулья. Пыль от наших шагов вздымалась в воздух целыми облаками, заставляя нас неудержимо чихать.

Я прошел прямо в темный угол комнаты; я был уверен, что найду там то, что нам надо.

Там лежали старые связки газет, такие старые, что их страницы крошились под пальцами, а бумага так пожелтела от времени, что кое-где текст читался едва-едва.

Я отнес одну из пачек к окну и посмотрел на дату. 14 сентября 2143 года – более 300 лет назад!

Броский заголовок восклицал: «Безработные бунтовщики в Вашингтоне!»

Мы торопливо перелистали страницы. И постепенно первые полосы этих газет, впервые увидевшие свет более трехсот лет назад, составились в рассказ, красноречиво объясняющий молчание города, видневшегося за разбитыми и заколоченными окнами.

«Акции рухнули до самой нижней точки за последние десять лет!» – кричал один заголовок. «Конгресс одобрил проект фонда помощи безработным», – гласил другой, а третий сообщал: «Налогоплательщики отказываются платить». После этого события развивались все быстрей и быстрей: «Объявлен мораторий на выплаты», «Банки на вынужденных каникулах», «Войска против толп голодающих», «Конгресс сдался и разошелся по домам», «На Востоке свирепствует эпидемия», «Президент объявил состояние национального бедствия», «Британское правительство ушло в отставку», «Во Франции свирепствуют бесчинствующие толпы», «Крах американского правительства».

А на страницах финансовой и деловой хроники, выписанные помельче и поскромнее, были отражены события, кричавшие с первых полос. Множество историй о закрывшихся предприятиях, о рухнувших корпорациях, сообщения о спаде в торговле, растущей безработице и бездействующих заводах и фабриках.

Триста лет назад цивилизация рухнула под одним лишь давлением собственной надстройки. В пожелтевших стопках газет содержался не весь рассказ, но остальное легко было додумать.

– Весь мир свихнулся, – сказал Герб.

– Ага. Как тот парень, что сиганул.

Все было ясно как день. Спад в экономике, растущая безработица, жестокое налогообложение, чтобы платить безработным пособие и пытаться вернуть процветание, а владельцы собственности были не в состоянии платить такие налоги. Порочный круг.

Герб рылся во мраке у картотеки. Потом снова вышел на свет, перепачканный пылью с головы до ног.

– Там пачки лет за двадцать-тридцать, – сказал он, – и мы взяли самые свежие. Но вот что я нашел позади картотечного ящика. Наверно, она туда упала, и никто не потрудился вытащить.

И протянул мне старую, измятую газету, такую хрупкую от возраста, что я испугался, как бы она не рассыпалась в пыль от одного лишь прикосновения.

– За картотекой был всякий хлам, – сказал Герб, – другие газеты тоже. Тоже старые, но эта древней всех.

Я взглянул на дату: 16 апреля 1985 года.

Этой пожелтевшей газете было почти пятьсот лет! Она вышла из типографии всего лишь через тридцать пять лет после нашего с Гербом отправления в будущее!