Город (сборник) - Клиффорд Саймак

Вебстер сел глубже в кресле, вытянул ноги к пылающему камину.

– Другими словами, вы собираетесь подвергнуть меня психоанализу, мистер Грант? – Вебстер опустошил рюмку и поставил ее на стол.

– В этом нет необходимости. Всемирный комитет знает все, что ему надо знать о таких людях, как вы. Речь идет о других, у вас здесь их называют горянами, на севере – дикими лесовиками, на юге – еще как-то. Тайное, позабытое племя, люди, которые ушли в дебри, задали стрекача, как только Всемирный комитет ослабил государственные узы.

Вебстер прокашлялся.

– Ослабить государственные узы было необходимо, – сказал он. – История это докажет. Пережитки отягощали государственную структуру еще до появления Всемирного комитета. Как триста лет назад не стало смысла в городских властях, так теперь нет надобности в национальных правительствах.

– Вы совершенно правы, – согласился Грант. – Но ведь с ослаблением авторитета государства ослабла и его власть над отдельным человеком. Стало проще простого устроить свою жизнь вне рамок государства, отречься от его благ и от обязательств перед ним. Всемирный комитет не противился этому. Ему было не до того, чтобы заниматься недовольными и безответственными элементами. А их набралось предостаточно. Взять хотя бы фермеров, у которых гидропоника отняла кусок хлеба. Как они поступили? Откололись. И вернулись к примитивному быту. Что-то выращивали, охотились, ставили капканы и силки, заготавливали дрова, помаленьку воровали. Лишенные средств к существованию, они повернули вспять, возвратились к земле, и земля их кормила.

– Это было триста лет назад, – сказал Вебстер. – Всемирный комитет махнул рукой на них. Не совсем, конечно, для них делали что могли, но и не особенно беспокоились, это верно, если кто-то ударялся в бега. С чего же вдруг такой интерес?

– Да просто теперь наконец руки дошли, надо думать.

Грант пытливо посмотрел на хозяина дома. Вебстер сидел перед камином в непринужденной позе, но в лице его чувствовалась сила, и контрастная игра светотеней на суровых чертах создавала почти сюрреалистический портрет.

Грант порылся в кармане, достал трубку, набил ее табаком.

– Есть еще одна причина, – произнес он.

– Что?

– Я говорю, есть еще причина, почему затеяли перепись. Вообще-то ее все равно провели бы, общая картина населения земного шара всегда пригодится. Но не только в этом дело.

– Мутанты, – сказал Вебстер.

Грант кивнул:

– Совершенно верно. А как вы догадались?

– Я работаю с мутациями, – объяснил Вебстер. – Вся моя жизнь связана с ними.

– Появляются образцы совсем необычного художественного творчества, – продолжал Грант. – Нечто совершенно новое: свежие, новаторские литературные произведения, музыка, которая не признает традиционных выразительных средств, живопись, не похожая ни на что известное. И все это анонимно или подписано псевдонимами.

Вебстер усмехнулся:

– И конечно, тайна не дает покоя Всемирному комитету.

– Дело даже не в этом, – говорил Грант. – Комитет волнуют не столько литература и искусство, сколько другие, менее очевидные вещи. Само собой, если где-то подспудно возникает ренессанс, он должен прежде всего выразиться в новых формах искусства и литературы. Но ведь этим ренессанс не исчерпывается…

Вебстер сел еще глубже в кресле и подпер подбородок ладонями.

– Кажется, я понимаю, куда вы клоните, – произнес он.

Они долго сидели молча, только огонь потрескивал да осенний ветер о чем-то хмуро шептался с деревьями за окном.

– И ведь была возможность, – заговорил Вебстер, словно размышляя вслух, – возможность открыть дорогу новым взглядам, расчистить мусор, который накопился за четыре тысячи лет в сознании людей. Но один человек все смазал.

Грант поежился, тут же спохватился – не заметил ли Вебстер его реакции? – и замер.

– Этот человек, – продолжал Вебстер, – был мой дед…