Линкольн в бардо - Сондерс Джордж (2018)

Уилли лежал в спальне Принца Уэльского[10] с ее темными фиолетовыми стенами и золочеными кисточками.

              Эпштейн. Там же.

Щечки его красивого пухлого личика горели от жара, ноги беспокойно двигались под темно-бордовым одеялом.

              Источник: «История вблизи».

              Под редакцией

              Ренарда Кента.

              Свидетельство миссис

              Кейт О’Брайен.

Ужас и оцепенение президентской четы легко может представить каждый, у кого есть любимое дитя и кто пережил страх, присущий всем родителям: а что если Судьба не ценит эту жизнь так же высоко, как они, и решит распорядиться ею по собственной прихоти?

              Источник:

              «Избранные письма

              Гражданской войны

              Эдвина Уиллоу».

              Под редакцией Констанс Мейз.

Страх сжимал их сердца, когда они в очередной раз спускались, чтобы услышать певцов, приглашенных ради этого события, – семейство Хатчинсон[11]. Хатчинсоны с пугающей достоверностью исполняли песню «Корабль в огне» о сильнейшей грозе на море, воспроизводя отчаянные крики попавших в ловушку пассажиров, матери, прижимающей ребенка к «белоснежной груди», топот, толпу, и рев голосов: «Пожар! Пожар!».

Побледнели моряки, увидев это,Их глаза засверкали в отблесках света,Дыма густые кольца все страшней,Упаси, Господи, сгинуть в огне[12].              Кунхардт и Кунхард. Там же.

Шум и топот достигли такой громкости, что если ты хотел, чтобы тебя услышали, то должен был кричать. Экипажи продолжали прибывать. Окна распахнули, и возле них стали собираться люди, надеясь подышать свежим вечерним воздухом. А комната дышала воздухом радостной паники. Я ощутил слабость и, думаю, не я один. Дамы тут и там полулежали в креслах. Пьяные мужчины слишком уж внимательно разглядывали картины.

              Гаррет. Там же.

Раздавались громкие визги.

              Слоун. Там же.

Один из гостей, казалось, был совершенно счастлив – облаченный в оранжевые брюки, синий распахнутый фрак, он стоял у сервировочного столика, и выглядел как блистательный итальянский эмигрант Амбрусси, обретший, наконец, дом своей мечты.

              Уиккетт. Там же.

Таких цветочных композиций еще не знала история! Чего стоили устремляющиеся ввысь взрывы красок, такие роскошные – вскоре их выбросят высыхать и вянуть на тусклом февральском солнце. Туши животных – «мясо» – теплые, усыпанные зеленью, на дорогих блюдах, сочные, парящие, убраны бог знает куда, наверняка выброшены и теперь снова превратились в обыкновенные, хотя и с недостающими частями, трупы после короткого возвышения до статуса приносящей удовольствие еды. Тысячи платьев, разглаженных сегодня с таким почтением, все пятнышки счищены еще за дверью, подолы подобраны для поездки в экипаже, – где они теперь? Хоть одно из них выставлено в музее? Хоть сколько-нибудь хранится ли теперь на чердаке? Большинство превратились в прах. Как и женщины, которые носили их с такой гордостью в этот краткий миг великолепия.

              Источник:

              «Светская жизнь во время Гражданской войны:

              веселье, кровавая бойня, истребление».

              Неопубликованная рукопись. Мелвин Картер.

V

Многие гости более всего запомнили прекрасную луну, которая светила в тот вечер.

              Источник: «Время войны и утрат».

              Энн Брайни.

В нескольких описаниях того вечера отмечается яркое сияние луны.

              Источник: «Долгая дорога к славе».

              Эдвард Холт.

Общая черта этих описаний – золотистая луна, причудливо висящая над сценой.

              Источник:

              «Вечера в Белом доме: Антология».

              Бернадетт Эвон.

В ту ночь луны не было видно, только затянутое тучами небо.

              Уиккетт. Там же.