Жизнь на двоих - Анна Шнайдер (2021)

В ночь с понедельника на вторник Виктория почти не спала. Сон никак не шел, и она все смотрела на мужа, который лежал рядом, распластавшись на постели лицом вниз, словно убитый, и думала, вспоминая. Как Арен день за днем, раз за разом в последнее время отталкивал ее, пресекая попытки приласкать себя, как замирал, когда она его обнимала, – будто в камень превращался. Он не хотел ее, Виктория это видела и чувствовала. И выкидыш здесь ни при чем. Арен и до него был холоден, и даже в ту ночь, когда она сказала, что любит его, он не слишком разогрелся. Теперь Виктория была уверена, что муж ее тогда вообще усыпил. Не могла же она упасть в обморок от его прикосновений? Она помнила, как он ласково трогал живот и грудь, но на этом моменте все заканчивалось, дальше образовался провал. Значит, Арен ее усыпил. Зачем?

Захотелось немедленно разбудить его и спросить прямо. Но Виктория не стала этого делать, понимая, что насчет усталости муж точно не врал. Если уж разговаривать о таком, то по крайней мере не ночью, но в любом случае Виктория была не готова к подобным разговорам. Она даже не знала, как следует сформулировать вопрос. Да и… разве Арен скажет правду? Она бы на его месте тоже не стала признаваться, что любит другого человека. А в том, что это так, Виктория уже почти не сомневалась.

Потому что иначе София не вернулась бы обратно в свое тело, став абсолютным щитом. Потому что иначе Арен не стал бы увольнять ее, причиняя боль детям. Потому что иначе он не выглядел бы вставшим из гроба покойником после ее отъезда.

Да, Арен любит Софию. А София любит его. Все очень просто.

Вот только что Виктории теперь делать с этой своей догадкой?

Очередной сеанс с психотерапевтом был назначен на полдень, как обычно, и Виктория все утро ждала его. С тех пор как она виделась со своим врачом в последний раз, столько всего случилось, что ей казалось, они теперь век будут это обсуждать. Кроме того, ей хотелось посоветоваться.

Дети немного повеселели, получив письмо от Софии, и Виктория спокойно оставила Александра с Анной, Аделью и их аньян – хотя еще накануне не представляла, как будет это делать, если он начнет капризничать. Однако письмо Софии, все разрисованное цветочками, солнышками, птичками и бабочками, вызвало такой восторг, что наследники временно забыли о своих истериках. Агата спокойно ушла заниматься с учителем, а Александр уселся играть с Аделью.

Силван уже ждал Викторию в салоне и улыбнулся, как только она вошла в комнату.

– Доброе утро, ваше величество. – Он встал и поклонился, внимательно глядя на нее, и Виктория вспомнила, что ему должно быть известно о выкидыше – Арен попросил сообщить об этом Тадеуша. – Как вы себя чувствуете?

Врач сел, и она, опустившись рядом, ответила:

– Физически сносно, морально… даже не знаю. Нальете нам чаю?

– Да, конечно. – Силван потянулся за заварочным чайником, а Виктория – за конфетой, грустно усмехаясь при мысли о том, что теперь больше не нужно стараться есть поменьше сладкого и побольше фруктов. Конфета из-за таких мыслей показалась на редкость горькой. – А как поживает наше домашнее задание?

– Мне кажется, я справилась. Вот, посмотрите. – Виктория протянула врачу два листка бумаги, которые она захватила с собой перед тем, как идти в салон. – Это – до, а вот это – после.

– Интересно. – Силван положил листки перед собой, переводя взгляд с одного на другой. – А почему вы сделали именно так? Сможете объяснить?

– Попробую. Насчет изображения моего состояния до терапии – когда я вспоминаю прошлое, у меня идет ассоциация с открытой раной. Больно, и кровь течет. Поэтому я и зарисовала весь лист алой краской. Алый для меня – цвет боли.

– Что ж, ясно. А второй листок?

– Я оставила его чистым оттого, что кажусь самой себе таким листком. Чистым. И на нем сейчас что угодно можно написать или нарисовать, остается только выбрать, что именно.