Северный ветер - Владимир Прасолов (2014)

Уже больше месяца, с тех пор как исчезла Ольга, Пауль не находил себе места. Поздно вечером того черного для него дня, когда он вернулся и узнал о ее исчезновении, он хотел застрелиться. Он сидел в своем кабинете и смотрел в черное отверстие ствола своего парабеллума. Его палец несколько раз ложился на спусковой крючок, и вороненый металл холодил выбритый висок. Что-то останавливало его в последний миг, и он, в бешенстве от собственной слабости, метался по кабинету, расшвыривая все, что попадало под руку. Прислуга, работавшая в доме, была отпущена на несколько дней, и Штольц переживал свое горе в одиночестве. Он не сделал ни одного движения, не предпринял ни одного действия к розыску Ольги. Перед ним на столе лежало ее прощальное письмо.

«Дорогой Пауль, я бесконечно благодарна и признательна Вам за спасение моей жизни. Вы поступили как истинный рыцарь, спасая меня от неминуемой гибели, и проявили истинное благородство в отношениях со мной. Я благодарю Вас от имени своих еще не родившихся детей. Спасая меня, Вы спасли и их будущие жизни, они будут знать о Вас, как о благородном и мужественном человеке. Я уверена, что Вы желаете мне счастья и не предпримете попыток меня искать. Я не могу принадлежать Вам, пока на моей земле горят города и села, пока умирают мои соотечественники. Если судьбой уготовано нам быть вместе, она сведет нас, если нет, искренне желаю Вам счастья. Я ухожу к своим. Ольга Штиль».

Дальше была приписка. «Я была с вами откровенна и честна, единственный грех, который скрыла от вас, — знание немецкого языка, простите».

Если бы сейчас Ольгу спросили, для чего она написала Штольцу, она бы ответила: просто из вежливости. Сочла неправильным просто уйти, не сказав спасибо за спасение. Так оно и было на самом деле. Поступок Ольги в какой-то мере удержал Штольца от решительных действий по ее розыску. Но не только это. Прочитав записку, Штольц вдруг понял, что от него ушла умная и благородная женщина. Он вдруг осознал, что не все в этом мире так, как ему представлялось еще недавно. Что есть, оказывается, некие ценности, руководствуясь которыми люди совершают сильные, волевые поступки. И о существовании этих ценностей, особенно у представителей других, неполноценных наций и народов, он даже предположить не мог. А они, оказывается, были?! Как могла решиться на побег красивая женщина из уготованного ей поистине райского уголка? И куда?! В холод и ужас войны. В смерть, из которой он ее вырвал. К своим, бездарно проигрывающим эту войну? К своим, которые сделали так, что она, женщина, вынуждена была ползать под огнем в грязных окопах, вместо того чтобы рожать и воспитывать им детей?! К своим, которым дела нет до тысяч таких, как она! Их же жен и дочерей, уже сгинувших в жерле войны или ублажающих немецких мужчин в публичных домах по всей территории рейха! Это несправедливо, со времен Священного Рима лучшие женщины доставались победителям! А сейчас победители они, немцы, арийцы! Она не должна была уйти!

Мысли путались в голове Штольца, не давая ему покоя. Старый, выдержанный коньяк, с которым он делил свой гнев и возмущение, не помогал. Он продолжал боготворить ее за красоту, еще больше начал уважать за совершенный поступок и страшно ненавидеть за нанесенное ему унижение…

Когда он протрезвел, перечитав записку, он понял еще и то, что совершил преступление перед рейхом. Он рассказывал Ольге то, о чем не имел права не то что бы говорить, думать об этом при посторонних не рекомендовалось. И тогда Штольц испугался. За это преступление его расстреляют или повесят здесь, свои, немцы. Она русская и ушла к русским. Если она дойдет до своих, то ему бояться нечего. Если попадет в руки его коллег из гестапо, ему конец.

Штольц обратился к Богу и умолял его помочь дойти ей до русских или погибнуть в пути. Ему показалось, что Бог его услышал, или это было уже в хмельном бреду…