Северный ветер - Владимир Прасолов (2014)

Да эту причину и не нужно было знать, была другая — война, требовавшая новейших разработок по всем направлениям оборонной промышленности. Только единицы, избранные и проверенные ученые, получили доступ к совершенно секретной информации, источник которой был им абсолютно неведом. Реакция этих немногих была одна и та же. Изумление и страх. Изумление простоте и эффективности научно-технических решений и страх перед теми колоссальными резервами энергии, которые вдруг становятся подвластны человеку. Изумления и восхищения никто не скрывал. Страх прятали за этими чувствами, не показывая его, подальше, в глубины своей души, успокаивая себя тем, что ничего плохого не произойдет, так как разум превыше всего. Наивно полагая, что они, добившись результата, смогут управлять своим детищем, смогут направить его на благо человечества и никоим образом не допустят катастрофы… Да, разум превыше всего, но много ли людей на земле разумны? Об этом Вангол долго разговаривал с Пучинским, они поселились в одном блоке разведшколы, и времени, при всей занятости, на общение хватало.

Вангол считал, что разумных людей крайне мало; по его мнению, разумный человек — это человек, живущий по совести и чести, не способный к обману и предательству, всегда готовый прийти на помощь другому человеку, бескорыстный и щедрый. А мало их потому, что им больше всего достается, нет в них хитрости и изворотливости, и гибнут они в бою в первую очередь, потому что не прячутся за чужие спины.

Пучинский не был столь категоричен, но признавал, что разумных людей действительно значительно меньше. Их от людей умных отличает лишь одно — наличие в их жизни истинных духовных ценностей.

— Этим определяется все. Мысли и поступки людей, обладающих способностью к различению добра от зла, изначально отличаются от мыслей и поступков людей, живущих в невежестве. Не может голодное животное поделиться пищей с другим животным, не способно. Оно будет драться за пищу, убивая другое или погибая. Так же и человек, не имеющий духовной основы, обладающий умом, но не разумом, будет драться за материальные ценности, убивая и умирая. И только тогда, когда в нашем мире человек станет разумным в большинстве своем, человечество наконец обретет мир. Но оглянитесь, Вангол, в каком окружении мы живем?! О каком разуме можно говорить сейчас, когда миллионы одних умных людей убивают миллионы других, тоже умных? И все они напрягают свои умы для того, чтобы как можно больше убить других! Мы с вами, кстати, насколько я понимаю, тоже занимаемся этим.

— Нет, не этим, мы как раз хотим остановить этот ужас.

— Да, вы правы, Вангол, на нас напали, мы защищаем свою Родину, но, простите, на нас ведь почему-то напали. Может быть, нас боялись. Тогда почему нас боялись? Мы же хотели только добра всем — например, построить социализм во всем мире. Может быть, поэтому?

— Может быть, и поэтому, только не мы начали эту войну, Семен Моисеевич, но нам ее заканчивать.

— Наверное, вы правы, но не все так просто в этом мире, не все…

Встречались перед сном, беседовали, сидя на табуретах в небольшой, приспособленной под кухню комнатке. Часто эти беседы заканчивались глубоко за полночь. Вот и сегодня Пучинский ходил и размышлял вслух о бренности бытия и бесконечно огромных и непостижимых источниках разума на этой земле.

— Представить невозможно — восемьдесят тысяч листов текста, воспользоваться которым человечество не способно. Нет такого языка на земле?! Нельзя расшифровать и понять, что хотели нам передать в этих текстах те, кто потратил колоссальное количество времени на их изготовление. Ведь не просто же так это было сделано. Не могли же эти… кто-то больше ста лет, а это минимум, просто наносить некие знаки в бессмысленном порядке, нет. Значит, именно мы не способны их понять.

— А может, пока не имеем права понять, может быть, рано еще нам знать то, что ими записано. Если это так, то все попытки расшифровать тексты бесполезны.