Князь - Александр Прозоров (2017)

Цок! Между двумя первыми появилось еще одно оперение. Зверев поднял колчан, перекинул его перевязь через плечо и раз за разом расстрелял последние стрелы. Чок, цок, цок, цок, цок! Пять попаданий, два промаха.

– Ужо славно, славно, барчук! – поднялся Пахом. – Погоди-ка, я сбегаю, стрелы соберу. Опосля еще раз опробуем.

Второй раз из полусотни стрел Андрей вогнал в древесину не меньше сорока. Дядька сбегал за ними, а вернувшись, взял воспитанника за руку и отвел уже метров на триста от пня:

– Давай, барчук. Раз десять попадешь – и вечерять пойдем. Чую, смеркается. А тебя еще банька жаркая ждет, остатки немочи из тела выгнать.

«Триста метров – дальность прямого выстрела из „АКМ“», – почему-то вспомнилось Андрею. Он повел уже изрядно ноющими плечами, удобно расставил ноги, сыпанул стрелы в колчан, сдвинул его за бедро и взялся за тетиву.

Под басовое пение тетивы стрелы одна за другой ушли в сторону озера. Зверев перевел дух, неторопливо спрятал лакированный лук в чехол, накрыл крышкой.

– Готово.

– Че, и глянуть не хочешь? – прищурился Пахом.

– Глянуть? – снисходительно хмыкнул Андрей, но не выдержал: – Пошли!

Быстрым шагом он первым достиг пенька и довольно рассмеялся: из деревяшки торчало не меньше полутора десятков стрел.

– А, видал? – довольно пнул он Белого локтем под бок.

– Ловок ты, барчук, в силу вернулся, – признал дядька. – Ан все едино, из пяти стрел токмо две в ворога положишь. А иной татарин из десяти девять попадает. А ну, с таким Господь встретиться доведет?

– Коли доведет, и двух из пяти тому хватит, – пообещал Зверев. – Пойдем домой, Пахом. У меня всю спину уже ломит.

– Ниче, барчук. Парком да веничком еловым всю боль прогоним. Не впервой.

Андрей подумал, что дядька шутит, но он жестоко ошибался. Когда они, вернувшись и оставив оружие и верхнюю одежду, отправились в баню, Пахом заварил в кипятке пучок зеленых еловых лап, отчего парилка наполнилась едким смолистым запахом. Пару раз поддав квасного пару, дядька уложил паренька на живот и пошел играть по спине колючими ветвями. Звереву показалось, что его гладят раскаленным докрасна утюгом. Он даже попытался выскочить – но Белый с неожиданной силой удержал его.

– Русскому на радость, бесам на испуг, – продолжал охаживать его веником Пахом. – Нет тебе, лихоманка, тут места, нет тебе тут отдыха. Коли в огне не сгоришь, то в воде потонешь, коли в воде не потонешь – в пару задохнешься, а в пару не задохнешься – в ели обдерешься. Не бывать тебе в теле человеческом, не пить жизни христианской. Во имя Отца, и Сына и Святого Духа. Аминь!

– Ой, мама… – Когда боль из спины ушла, Андрей обнаружил, что двигаться не может. Совершенно. У него не оставалось сил шевельнуть ни рукой, ни ногой. Хотя, надо признать, Белый не обманул. После елового веника мышцы на спине и в руках болеть перестали. Испугались, наверное.

– А теперича щелоком сполоснемся. Видано ли дело, полную седмицу без бани! Тут без мочалки не обойтись…

Андрей почувствовал, как на него что-то вылили, прошлись мочалкой, но отозваться смог, только когда его перевернули на спину:

– Я сам, Пахом.

– Да лежи уж, дитятко. Ты после горячки, такому в слабости стыда нет.

Где-то через полчаса, дважды ополоснувшись и облачившись в чистые рубахи, они выбрались на лавку на улицу, хлебнули оставленного на скамье холодного шипучего кваса.

– Ну, чего скажешь, Андрей, Васильев сын? – откинулся на бревенчатую стену дядька.

– Скажу, что, если это сон, то я папа Римский.

Пахом довольно захохотал, отхлебнул еще квасу, налил полный корец, протянул пареньку:

– Пей. Бо пота много вышло, надобно попить чего заместо, дабы сушняка не случилось. Хорошо. Силы старые ушли, ныне свежие появятся.

– Скоро?

– Скоро, барчук, скоро. Как матушке Ольге Юрьевне ждать нас к трапезе закатной надоест, враз и появятся.