Однако предпринимать что-либо для поиска истины, как сразу же выяснилось, формальный лидер отряда не собирался. Они покинули дом покойного градоправителя, пройдя мимо низко кланяющейся челяди, не успевшей ничего понять родни, и Су’Никар отметил для себя, что ни одного патентованного чиновника среди окружающих не наблюдается. Как бы ни был изгоняющий равнодушен к жизни людей, даже ему было понятно, что на место покойного А’Гупы горожанам придется ставить еще более мелкого служащего, а то и вовсе – заезжего купца. Лояльности Наместнику это не добавит. И кто виноват?

Однако возможность увидеть на колу голову Ана’Рассе не стоила публичного бичевания. Придется проявлять инициативу (за избыток которой некоторые изгоняющие лишались не только статуса, но и головы). А если и в этом случае ничего не получится? Су’Никар чувствовал себя так, словно сам рисует на своей груди мишень.

«Убьем чужаков и свалим все беды на них!»

За исполнение этого гениального плана изгоняющий принялся немедленно. Оставив с чиновником самого терпеливого из учеников, Су’Никар отправил остальных членов отряда заниматься делом. Необходимо было хотя бы начерно оценить масштабы иноземного вмешательства и установить его цель, узнать побольше о чужаках (тут изгоняющий больше рассчитывал на Т’Ахиме) и определить, куда те направились. Весь день лазутчики сновали по городу, а вечером принесли добытые сведения на постоялый двор, который Су’Никар без ложной скромности занял целиком (все равно других гостей нету). Ана’Рассе, по молчаливому соглашению, беспокоить не стали – формальный лидер отряда вкушал плоды своего социального статуса, ради которых, собственно, и пошел на службу.

«Либо на девке, либо так обкурился, что и девки не нужны. О долге командира, естественно, мысли нет».

Как ни странно, зависти это не вызывало, скорее облегчение – не будет под руку толкать. Су’Никар и так чувствовал себя не в своей тарелке: изгоняющий собирался сделать противоестественную для черного вещь – попросить совета. Именно на такой случай он и взял в отряд самого спорного его члена, имевшего почти равный статус и весьма дурную репутацию. В пределах тусуанской общины Су’Хамат был известен как упрямый и неуживчивый колдун, начисто лишенный должного чинопочитания и к тому же мстительный до невменяемости. Каким-то хитрым образом ему удавалось не попасть под действие Уложения, но о получении к имени приставки «сай» речи даже не шло. Вторым недостатком был возраст, для имперских черных восемьдесят лет – большой срок. Однако Су’Никар видел старика в деле – при необходимости Су’Хамат мог быть сдержан, терпелив, разумен и наблюдателен. Иногда даже сомнение возникало: что в поведении изгоняющего – непреодолимые черты натуры, а что – искусная симуляция. Как знать…

Выслушав доклады подчиненных и задав множество уточняющих вопросов, Су’Никар выгнал всех (включая пастыря) из комнаты – ни к чему обеспечивать конкуренту лишний авторитет. Су’Хамат снисходительно, как старый наставник, наблюдал за происходящим, и с этим приходилось мириться.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет? – начал Су’Никар издалека. – После постоя такого отряда во всем городе – один пострадавший, да и того не магией приложили.

– Выглядит так, – задумчиво покивал Су’Хамат, – будто они ехали от побережья, развлекаясь по мелочам, а добравшись до города, вежливо предложили свою помощь.

Су’Никар понимал, что подобное объяснение звучит глупо. Тем не менее, хотя чужаки неделю кормились за счет обывателей и деньги из казны выгребли почти все, горожане до сих пор не могли поверить своему счастью. Помимо колдовства иноземцы занимались починкой механических устройств (от ходиков до городской мельницы), хотя навыки эти сочетались примерно как мягкое и холодное. Общее количество нанесенных отвращающих знаков переваливало за шесть сотен, а пентаграмма, в которой зачаровали бессчетное количество мелких амулетов, по размерам соответствовала Большому Заклинательному Чертогу.