Грех прощения - Анна Богинская (2018)

— Я и сама так думала, но Матвей Анатольевич позвонил и настоял на приеме. Сказал, что хочет осмотреть послеоперационный шов.

Лена улыбнулась и бросила выразительный взгляд на коллегу.

— Я, конечно, Матвея Анатольевича понимаю, но причина, видимо, совсем другая, — хихикнула она.

— Не хочет наш доктор отпускать такую пациентку! — подключилась вторая девушка.

Лена продолжала загадочно улыбаться.

— Думаю, вы преувеличиваете, — остановила волну предположений Анна. — Сообщите ему, что я пришла.

— Ну-ну! — стояла на своем Лена. — Он у себя в кабинете, а дорогу вы знаете.

Теперь удивилась Анна: обычно администратор провожала посетителей, предварительно позвонив доктору. Дорогу она действительно знала. Четыре дня назад она шла по этому коридору в полном убеждении, что этот визит последний, но Матвей распорядился иначе. Она подошла к двери, дежурно постучала и дернула за ручку.

— Матвей Анатольевич, меня к вам уже не провожают… — Открытая дверь показала, что во второй части кабинета находится еще один врач, которого Анна видела впервые. Она запнулась. Матвей взглянул на нее и пригласил:

— Присаживайтесь.

Два кабинета — один большой, с кушеткой, и второй поменьше, с креслом для инъекций, — соединялись раздвижной дверью, но каждый имел отдельный вход из коридора. Анна постучала в правую дверь, которая вела в большой кабинет, — врачи беседовали в малом.

Она сняла тренч и села на стул возле стола. Навеянные кабинетом воспоминания отозвались дрожью в солнечном сплетении. Перед глазами возникла картина их первой встречи — тот необыкновенно слепящий свет. Оглянулась: на этой кушетке Матвей брал пункцию для биопсии, когда все только начиналось. Она слышала за стеной его красивый грудной голос — только тембр, звучащий фоновой музыкой. Воспоминания промелькнули перед глазами, как кадры кинофильма. Ее письмо с приглашением на свидание, их встречи. Операция и падение с тысячного этажа. Удар. Их разговор под ливнем в ночи. Анна провела рукой по столу — сюда четыре дня назад она положила книгу Бродского.

Всего четыре дня, а ей казалось, что прошел целый год, за который она успела поверить, что больше никогда его не увидит. Она отключила мысли о нем, убедив себя в том, что его больше нет. За эти четыре дня она успела простить его, принять и, как ей казалось, отпустить. Тогда она еще не знала о грехе прощения. Тогда она еще ошибочно полагала, что этого достаточно. Ее обманула собственная уверенность.

Анна не прислушивалась к шепоту за стеной — она пыталась справиться с волнением, которое накатилось на нее вместе с воспоминаниями. «Еще это платье!» Именно это маленькое черное платье было на ней, когда Матвей в соседнем кабинете вкалывал ей в губы гиалуроновую кислоту. Анна пыталась взять себя в руки: эмоции нахлынули неожиданно, она не могла спрогнозировать их, когда соглашалась приехать. Тогда она ошибочно полагала, что ей все равно. Эмоции предательски кричали: «Может, он что-то понял?!» В ее душе, словно на приборной панели, включались кнопки, приведенные в действие воспоминаниями и запахом ванили. Она отключала одни, но тут же загорались другие. Анна продолжала отключать.

Звук открывающейся двери и воцарившаяся тишина указали на то, что второй врач вышел в коридор. Спустя секунду Матвей Анатольевич материализовался в большом кабинете. Сел за стол и пристально посмотрел Анне в глаза своим особенным, долгим взглядом, проникающим глубоко в душу. Она увидела маску хирурга. «Второй раз он в маске». Это помогло взять приборную панель эмоций под контроль.

— Извините за опоздание, — нарушила молчание она. — У меня машина не открывалась, а потом пробка, — пробормотала дежурное извинение. Свою мысль «Это все-таки был знак» она оставила при себе.

— Ты такая красивая, — грудным голосом начал доктор.

— Отвыкли, Матвей Анатольевич, — холодно улыбнулась Анна.

Он продолжал неотрывно смотреть на нее.

— Вы хотели увидеть шов?