Семь минут спустя начался следующий приступ. Карен постаралась последовать совету отца и дышать глубоко. На сей раз она только слегка вскрикнула. Но когда боль отошла, она уже не в состоянии была шутить и только отвернулась лицом к стене. Схватки были долгими и сильными. Хотя страдания дочери потрясли Хью, он все же немного приободрился: роды как будто обещали быть непродолжительными.

Он ошибался. Весь этот жаркий и трудный день женщина на кровати старалась избавиться от своей ноши. Лицо ее побелело, то и дело она вскрикивала, с каждой потугой живот ее напрягался, мышцы на руках и шее вздувались. Затем, когда схватки отпускали, она откидывалась на подушки, усталая и дрожащая, не в состоянии разговаривать и обращать внимание на что-либо, кроме происходящего с ней.

Дальше стало хуже. Схватки теперь шли с трехминутными интервалами, причем каждая следующая была длиннее предыдущей и, казалось, более мучительной. Наконец Хью посоветовал ей не пользоваться ремнями: он не заметил, чтобы от них был какой-нибудь толк. Она тут же попросила дать их, как будто не слыша, что он сказал. Похоже, ремни помогали ей чувствовать себя немного удобнее.

В девять часов вечера началось кровотечение. Грейс заметалась: она слышала много рассказов о том, как опасно кровотечение. Хью заверил ее, что так и должно быть и что это свидетельствует о скором появлении ребенка. Да он и сам поверил в это, потому что кровотечение не было ни обильным, ни продолжительным, – и к тому же казалось невероятным, что роды могут затянуться еще.

Грейс на что-то рассердилась и встала. Барбара тут же плюхнулась в освободившееся кресло. Хью надеялся, что Грейс решила отдохнуть, – женщины дежурили по очереди.

Но через несколько минут его жена вернулась.

– Хьюберт! – сказала она высоким срывающимся голосом. – Хьюберт, я собираюсь вызвать врача.

– Пожалуйста, – согласился он, не сводя глаз с Карен.

– Послушайте меня, Хьюберт Фарнхэм! Вам следовало вызвать врача с самого начала. Вы убиваете ее, слышите? Я намерена вызвать врача, и вам меня не остановить!

– Конечно, Грейс, о чем речь! Телефон вон там. – Он указал пальцем в другой отсек.

Казалось, Грейс была слегка озадачена, но затем она резко повернулась и вышла.

– Дьюк!

В комнату торопливо вбежал сын.

– Да, отец?..

Хью многозначительно произнес:

– Дьюк, твоя мать решила вызвать врача по телефону. Пойди помоги ей. Ты меня понял?

У Дьюка расширились глаза.

– Где у нас иглы?

– В маленьком пакетике на столе. Большой не трогай – он стерилизован.

– Ясно. Сколько ей ввести?

– Два кубика. Только смотри, чтобы она не видела иглу, а то может дернуться.

Тут он почувствовал, что у него самого закружилась голова.

– Нет, лучше введи ей три кубика. Я хочу, чтобы она сразу вырубилась и проспала до утра. Она выдержит такую дозу.

– Иду, иду, – поспешно сказал Дьюк и последовал за матерью.

У Карен как раз наступил перерыв между схватками, и она, видимо, впала в полузабытье. Очнувшись, она прошептала:

– Бедный папочка! Твои женщины доставляют тебе столько огорчения!

– Отдохни, милая.

– Я… О боже, опять подступает!

Между приступами боли она выкрикивала:

– О, какая боль! Я больше не могу! Ох, папа, я хочу врача! Ну пожалуйста, папочка! Пусть придет доктор!

– Ты тужься, доченька, тужься!

Схватки все продолжались и продолжались до самой ночи. Облегчения не было, становилось только хуже. Не было смысла вести журнал схваток – они стали почти непрерывными. Карен уже не могла говорить. Среди стонов можно было с трудом различить только невнятные мольбы о помощи. В промежутках между схватками она иногда вдруг начинала что-то бормотать, но на вопросы не отвечала.