Смерть на рассвете - Мейер Деон

Венди была прирожденным организатором. Она постоянно меняла и преобразовывала свою жизнь. И жизнь окружающих ее людей, хотя они часто о том и не догадывались. Венди прекрасно знала, что ей нужно, и сосредоточивала на нужном направлении все свои силы. При этом она не витала в облаках. Она понимала, что в смысле карьеры достигла своего потолка. Для женщины в университете, в мужском ученом мире звание старшего преподавателя — наивысшее достижение. Но ей хотелось добиться большего. Не исключено, что она рассуждала примерно так: «Раз я сама не смогу стать профессором, то выйду замуж за человека, который им станет». Венди заранее и более-менее подробно распланировала собственную жизнь.

— Я хочу выйти замуж и родить детей, Зет. Детей от тебя. — Вот как заканчивались наши бесконечные споры, посвященные моему нежеланию связывать себя обязательствами.

Обращение Зет она услышала от моей матери и радостно подхватила его, как орел — кролика. Венди обожала мою мать. Ей импонировала мамина эксцентричность, ее статус художницы, то, что мама поощряет меня делать научную карьеру.

— Я разделяю ваши чувства, миссис В.!

Матери не нравилось, когда Венди называла ее «миссис В.». Сама Венди ей тоже не нравилась, но она, как всегда, проявляла такт и не говорила о своей неприязни в открытую.

Как большинство красивых женщин, Венди была ловкой манипуляторшей; она умело пользовалась дарованными природой изгибами и выпуклостями. И часто красиво надувала губки и стреляла глазами из-под светлой челки, как маленькая девочка. Она никогда не действовала топорно, напролом — нет, она пользовалась своими дарами тонко, как воришка-карманник.

Несмотря на то что сейчас я рассуждаю о Венди довольно цинично, первые несколько месяцев нашего знакомства я был влюблен в нее. Потому что она была так умна. Она была первой женщиной, с кем я мог говорить о стихах и книгах, у кого я мог учиться. А Венди делилась своими познаниями в английской литературе еще охотнее, чем она делилась своим телом.

Наша интимная жизнь заслуживает особого упоминания. Сначала наши отношения были чисто платоническими. Мы открывали друг друга интеллектуально. Должен признать, что меня влекло и ее миниатюрное тело. Влекло с самого начала. Меня привлекала ее фигурка, похожая на песочные часы, с маленькой грудью, тонкой талией и пышными бедрами, славная округлая попка, ножки безупречной формы — она была миниатюрной, но безукоризненной копией Венеры. Такая карманная Венера.

К сожалению, обещание того, что сулило мне ее тело, так и осталось обещанием. Даже сейчас не знаю, искусственной ли была ее холодность в постели, или в самом деле она была равнодушна к сексу. Каждый раз мне приходилось долго упрашивать, добиваться ее; можно сказать, я дорого платил за каждый оргазм. Часовая прелюдия иногда ни к чему не вела, а сразу после того, как Венди «приносила себя в жертву» — не дождавшись, пока я успокоюсь до конца, — она заводила разговор о моей карьере, вернее, об отсутствии таковой. Венди портила мне все удовольствие. Она никогда не давила на меня впрямую, но заговаривала меня до полусмерти, как бывает в автомобильной пробке.

Но больше всего огорчала меня ее сосредоточенность во время полового акта, ее решимость оставаться цивилизованной перед тем, как полностью сдаться. В нужное время она вскрикивала — тихонько и расчетливо. Она никогда не падала в пропасть страсти. Не забывалась в животном удовольствии.

Все подробности того, что крылось за ее интересом ко мне, я узнал лишь несколько лет спустя после нашей первой встречи. Еще до того, как я пришел в университет, она услышала о вундеркинде, который скоро будет здесь работать. Профессор Кобус Тальярд не скрывал своего восхищения моими способностями и, очевидно, часто делился своими восторгами с гостьей с соседней кафедры английской литературы. Интересно, думал я потом, долго ли она обдумывала свою беззаботную болтовню в день нашего знакомства?