Смерть на рассвете - Мейер Деон

Ричард с маленькой проплешиной, немногословный… Он любил взвешивать каждую проблему, рассматривать все за и против. А еще он питал настоящую страсть к новостям. Потом, когда их отношения уже утратили новизну, после минут страстной любви Ричард, бывало, вставал, включал телевизор и жадно смотрел новости. Или хватал «Тайм», включал свет и начинал читать. Надо же, «Тайм»! Ричард хотел на ней жениться. Точнее, он стремился к упорядоченной семейной жизни задолго до того, как Хоуп поняла, что ее чувства остыли.

— У тебя красная отметина на щеке, — сказал Ричард однажды летней ночью, когда они лежали в постели. Он ничуть не удивился; просто констатировал факт, как если бы делал доклад в университетской аудитории. После того как они уже много месяцев занимались сексом.

— У меня все тело словно огнем горит, — прошептала Хоуп, наполненная страстью и сочувствием.

— Странная отметина, — задумчиво продолжал Ричард.

Постепенно их отношения съеживались, усыхали; они умерли медленной смертью и превратились в прах, в пыль. Тогда ей пришлось многое в себе пересмотреть. Она поняла, что и сама во многом виновата. Нет, не то чтобы Ричард обладал той же беспристрастной способностью к самоанализу. Не многие люди способны подняться до самокритики. Во всяком случае, не Ричард. Он был настолько доволен собой, что даже не видел необходимости в самокопании.

А Хоуп пришлось пересмотреть свою жизнь. В результате она пришла к выводу, что недовольна собой. Ей неуютно наедине с собой. И речь идет не о фигуре и не о привычках. Поэтому она сделала две вещи. Уволилась из адвокатской конторы «Кемп, Смютс и Бредт». И начала бегать трусцой. И вот она бежит по пляжу Блауберг, подтянутая, стройная, лишившаяся Ричарда, — и ее преследует образ сорокалетнего отставного пьющего полицейского (кстати, сколько ему лет на самом деле?).

Почему он ее волнует? Потому ли, что так сильно отличается от Ричарда? Потому, что он такой непредсказуемый и ранимый? Потому, что его мать… Должно быть, Джоан ван Герден прочитала ее мысли.

Солнце медленно гасло. Хоуп подняла голову. Над бухтой, над горой, нависла пелена облаков. Надвигается очередной циклон. Зима в этом году холодная. Не такая, как прошлогодняя. Погода — как жизнь. Она очень изменчива. Иногда жители Кейптауна подолгу не видели солнца, но, бывало, в промежутке между затяжными дождями случались и такие вот хрустальные дни.

Ван Герден терпеливо, словно бродячий торговец, обходил дома жителей Морелетта-стрит и задавал вопросы.

Никто не знал Йоханнеса Якобуса Смита.

— Вы ведь понимаете, мы здесь живем довольно закрыто.

Он опросил ближайших соседей Смита и ван Ас.

— Иногда мы перекидывались фразами поверх забора. Они были очень тихие люди.

Никто ничего не видел и не слышал.

— Мне показалось, я услышал какой-то звук, похожий на выстрел, но, возможно, это было что-то другое.

Почти всем соседям было неловко от его расспросов; ван Герден понимал, что нарушил их привычный субботний распорядок. Они были вежливы, но не слишком дружелюбны. Проявляли сдержанное любопытство.

— Вы что-нибудь нашли? Вы кого-нибудь арестовали? Вы знаете, почему его застрелили?

Вот что волновало людей больше всего. Зверски убили их соседа, обитателя тихого квартала. Преступление произошло совсем рядом с их личной зоной безопасности; в бастионе «приличного» белого квартала появилась брешь. После того как ван Герден отрицательно отвечал на вопросы, люди озабоченно морщили лоб и замолкали. Видимо, всем им хотелось, чтобы выяснилось: Смит тем или иным образом заслужил такую смерть, потому что с обычным, добропорядочным гражданином такое просто не может случиться.