Смерть на рассвете - Мейер Деон

Обычно мы сразу засыпали, спали в любом летательном аппарате. Но в ту ночь нам не спалось. Мы сидели, обхватив ружья, и поглядывали друг на друга. По-моему, мы все гадали, кто первый сломается, кто первый расколется. Рюперт де Ягер, Меченый Вентер и я считали, что мы должны молчать о десантниках, Рыжий, Клинтон, Джерри и Кос хотели, чтобы мы во всем признались, а у Бюси Схлебюса глаза были совсем пустые. Не знаю, о чем он думал. В общем, мы все были как натянутые пружины, и атмосфера так сгустилась, что хоть ножом режь. Только Бритс ни о чем не догадывался, все возился с какими-то картами, бумагами, подсвечивал себе фонариком и каждые пять минут оглядывался и проверял, не следим ли мы за ним.

Мы приземлились на каком-то богом забытом клочке земли на севере Анголы; чтобы пилот видел, куда садиться, встречающие разложили костры. Мы вылезли и, рассыпавшись цепью, встали на одно колено, взяли ружья на изготовку, как велел нам Бритс. А он пока разговаривал с какими-то двумя типами. Сначала они подвезли керосин для «Дака» в пикапе, а потом подъехал целый грузовик бойцов УНИТА, и Бестер скомандовал нам: «Вольно!» Мол, все идет по плану. Как будто он наш командир. Бойцы УНИТА привезли деревянный ящик, который тащили четверо, погрузили его в самолет. Бестер велел нам садиться. Мы взлетели, и я пытался сориентироваться, но ночью в воздухе это невозможно. Вроде бы сначала мы летели на юг, потом на восток. Мы сидели в самолете сонные, злые, нас мучили воспоминания о десантниках. Меченый подсел к Бюси и долго о чем-то с ним говорил, шептал ему на ухо. Потом вернулся на место.

Через два часа мы снова стали снижаться, и Бестер предупредил: начинается самая важная часть операции «Орион». Мы сели в чистом поле; вокруг простирался бесконечный вельд, трава и камни. На этот раз посадочную полосу отметили факелами. Бритс выпрыгнул первым, а мы снова рассыпались цепью в форме буквы «V». Тут к нам подъехали два типа в «лендровере». Они вылезли, Бритс подошел к ним, и они начали болтать, как старые друзья. Потом Бритс заглянул в багажник «лендровера», вернулся и сказал Бюси, чтобы мы вытащили тот деревянный ящик и принесли его. Бюси подал знак Меченому и мне, мы влезли в самолет и подошли к ящику. Он был тяжелый. Мы выгрузили его на землю. Подошли те двое; Бритс вскрыл ящик, а там полно необработанных алмазов в целлофановых пакетах. Один тип присвистнул и сказал с американским выговором:

«Надо же, ты смотри!»

»Ну как, произведем обмен?» — спросил Бритс, и другой янки ответил: «А то!» Бритс закрыл ящик и велел нам грузить его в багажник «лендровера», а то, что находится в «лендровере», нести в самолет. Мы с Меченым взяли ящик и потащили к машине; американцы и Бритс шли следом. В багажнике «лендровера» были какие-то коробки, целая куча коробок с надписью: «Консервы». Коробки были заклеены клейкой лентой, и я еще подумал: странно, меняют алмазы на консервы. Но потом я поднял одну коробку и понял, что никакие там не консервы. Я не знал, что внутри, каждый из нас взял по коробке, и мы потащили их в самолет, а когда мы все влезли в салон, Меченый вскрыл одну коробку штыком и присвистнул. Коробка была набита долларами, долларами и долларами. Тут-то он мне и сказал:

«Ты и правда думаешь, Итальяшка, что Рыжий и остальные будут держать язык за зубами?» Меня звали Итальяшка, потому что Верготтини итальянская фамилия. У моего отца была лавка в Бельвиле, где торговали жареной рыбой и картошкой…

Я ответил: нет. А он сказал: если я хочу выбраться из передряги, мне надо вести себя с умом, потому что скоро кое-что произойдет. Потом мы пошли за остальными коробками. Я увидел, как Меченый незаметно для остальных подал Бюси какой-то знак, и, когда мы подошли к «лендроверу», Бюси застрелил одного американца, а когда тот упал, прикончил второго.

— Мистер Верготтини…

— Петер. Или Миллер. Погодите. Можно мне чего-нибудь попить?

— Конечно. Я распоряжусь, чтобы принесли кофе.