Егерь Императрицы. Унтер Лёшка - Андрей Булычев (2020)

– Ляксей Петрович, там человек сорок-пятьдесят османов на поляне копошатся, а с ними ещё вроде как пятеро пленных, связанных верёвками. Правда, одного они уже при мне там прирезали, а до этого его всё огнём пытали, это он так орал, – докладывал Алексею Егор. – Часовых заметили там троих, да они так себе караул там несут и всё больше на это представление таращатся, чем в сторону леса.

– Ясно, – кивнул Лёшка, – тогда разбиваемся все на шестёрки, перво-наперво нужно будет по-тихому часовых снять, ну а потом уже все разом ударим их всем, что у нас есть, и в штыки. Тут главное – внезапность и натиск. Для всех вас сигналом будет взрыв гренады или первый выстрел. Отстреливайте после того всех, кого сможете, ну а дальше – в атаку, и да хранит нас всех Бог!

На небольшой поляне шагах в ста от лесной дороги пылали несколько костров, возле них мелькали тени османских солдат, а около самого большого их вообще кучковалось около двух десятков. Остальные турки сидели у костров и, по-видимому, варили в котлах баранью похлёбку, во всяком случае, так подсказывал сейчас Лёшкин нос.

Возле большого костра сейчас происходило что-то нехорошее, оттуда слышался истерический крик на турецком и свист плётки. Из троих часовых двое сейчас стояли рядышком и, повернувшись боком к лесу, о чём-то оживлённо разговаривали, всматриваясь в то, что происходило у большого костра. Третий часовой с противоположной стороны поляны службу нёс как положено, и его худая поджарая фигура в белом тюрбане с длинным ружьём в руках мелькала в неровных отблесках костра, скрываясь иной раз от глаз в тени.

Дальнего караульного должны были срезать Федька с Егором. Двоих с Лёшкиного края ему нужно было убрать совместно с Макарычем и Тимохой. Около того костра, где сейчас было особенно шумно, вдруг раздался резкий крик, перешедший затем в громкий хрип. «Самое время!» – решил Алексей и выскользнул из-за кустов.

Всё произошедшее потом уместилось по времени в минуты три-четыре, не больше.

– Раздувайте трут, – попросил Лёшка шёпотом дядьку, а сам расстегнул чехол с метательными ножами. Привстав на корячки и выдохнув, он резко выбросил оба метательных ножа с рук. Ближайшему часовому нож, как видно, перебил шейную артерию, и тот, не издав стона, рухнул как подкошенный на землю. Второй караульный был чуть прикрыт телом товарища, и клинок, вспоров мышцу спины и, как видно, задев ребро, чуть отклонился и уже затем вошёл дальше в лёгкое. Турок вначале как-то тихо ойкнул и уже затем, тонко завизжав, начал заваливаться.

– Бросайте! – заорал Лёшка, понимая что «по-тихому» всё равно теперь уже не получилось, и выхватил пистолеты.

Бабах! Бабах! – сработали две из четырёх заброшенных гренад. Бух! Бух! – грохнули одновременно пистолетные выстрелы. И со всех сторон поляны ударили фузеи и пистоли егерей.

– Ruslar geliyor! Birçok Rus! Etrafımız sarıldı! Kendini kurtar! (Русские идут! Много русских! Нас окружили! Спасайтесь! – тур.) – заорал во всё горло Лёшка, разряжая свой штуцер в ближайшего османа.

– Ура-а-а! – неслось с северного полукольца поляны, и из темноты в блеске кинжалообразных штыков вышла шеренга солдат.

– Kendini kurtar! (Спасайтесь!) – проорал самый сообразительный, и три десятка османов ринулись в панике в тёмную часть леса, где не было этих страшных своей внезапностью врагов.

В этот раз для егерей всё обошлось малой кровью, у одного только Трифона пуля того самого одиночного турецкого часового обожгла бок, и он теперь ходил скособочившись и шипел, как рассерженный кот.

На поляне лежало с десятка полтора убитых и раненых османов, а около костра кроме того виднелись совсем не похожие на них фигуры в чёрном. Две из них были неподвижны, а три, связанные верёвками, шевелились и, приподняв головы, всматривались в подходящих к ним людей.