Эра Милосердия - Вайнеры Братья (1976)

Глаза немного привыкли к темноте, и громадное тело Левченко глыбой темнело на матрасе у стены. Он дышал громко и ровно - вдох-выдох, вдох-выдох,- и я ощущал его как бомбу с часовым механизмом - тик-так, вдох-выдох,- и нельзя было угадать ни за что, на каком тик-таке рванет она и разнесет вокруг все вдребезги.

Внизу убийца Тягунов напился, видимо, и пел песни, здесь отчетливо слышался его высокий злой голос пьяный и бесшабашный. Он голосил:

Денежки лежат в чужом кармане, Вытащить их пара пустяков.

Были ваши - стали наши, эх!

На долю вора хватит дураков...

Цыкнул на него с ожесточением горбун, и громче, истеричнее заплакала Аня.

Тик-так, вдох-выдох, тик-так, вдох-выдох, тишина, темнота и тоска.

- Завидую я тебе, Шарапов,- сказал Левченко.

- Завтра некому будет завидовать. А так все хорошо,- усмехнулся я.

- Вот этому я и завидую,- сказал Левченко.- В твоей жизни был смысл...

И я невольно обратил внимание, что он говорит обо мне как о покойнике.

- Знаешь, Левченко, мне, наверное, завтра лихо достанется. Но я ведь не жалею. Я на это иду за очень большое дело. А ты? Из-за этого горбатого упыря? Помнишь, мы с тобой в разбитом блиндаже под Ковелем сидели и мечтали, как заживем после войны?..

- Беда только, что с нами вместе не мечтал тот пес поганый, из-за которого моя жизнь снова под уклон побежала...

- Это кто такой?

- Когда разбомбили немцы под Брестом санитарный поезд, документы все сгорели.

Оклемался я, раньше срока из госпиталя рванул - хотел вас догнать. Размечтался о небесных кренделях и в запасном полку все про себя обсказал: так, мол, и так, ранее трижды судимый, был в штрафной роте, представлен к снятию судимости, как искупивший кровью свою вину, и направлена на меня наградная - ты же мне в медсанбате еще сказал. А там сидит такая сука нерезаная, крыса тыловая, рожу раскормил красную - хоть прикуривай. И говорит мне: нет на этот счет в вашем деле никаких сведений, рядовой Левченко, и, пока мы выясним, направляйтесь-ка вы снова в штрафную роту. Обидно мне стало - что же это, совсем правды на земле нет, что ли? Сказал я ему пару ласковых, он в крик, то-се, до рук дошло, ну, мне трибунал армейский новый срок. И привет! В июне сбежал и вот с этими гнидами кантуюсь. Куда же мне деваться теперь? Один путь...

- Слушай, Левченко, я тебе больше не командир, приказывать не могу, но прошу тебя как человека - уходи сегодня. Если только вывернется так, что уцелею завтра, по всем инстанциям с тобой пройду, расскажу, как ты воевал...

- А про подвиги мои после войны тоже расскажешь? - тоскливо спросил Левченко.- Нет, Шарапов, со мной дело кончено. А тебя я не расколол потому, что под одной шинелью нам спать доводилось и офицерский свой доппаек ты под койкой втихаря не крал, за спины наши не прятался под пулями. А с Вислы на себе меня, с осколком в спине, до санитаров дотащил. Поэтому мы с тобой вместе завтра пойдем, и как уж там бог даст, так и будет.

- Левченко...- окликнул я его.

- Ладно, Шарапов, хватит! Давай спать, не о чем толковать...