Ты мой закат, ты мой рассвет - Субботина Айя

Как я отвык от этой белой кожи с мелкими веснушками на локтях и маленьких круглых коленях.

А от вида этих шикарных «троек» с темно-розовыми сосками у меня встает даже мозг

Я делаю еще пару шагов, на ходу стаскиваю через голову футболку. Успеваю «поймать» татуировками на плечах немного дождя. Очкарик распахивает глаза. Приоткрывает губы. Поднимаюсь на крыльцо.

Становлюсь рядом, хрипло посмеиваюсь, когда она цепляется в мои плечи - и это так же больно, как и приятно. А потом прикусывает кожу на груди чуть выше сердца.

Моя рука сама путается у нее в волосах, прижимает сильнее.

А потом, сжав в пятерне охапку прядей, задираю ее голову к себе.

— У тебя лицо, малыш, как будто хочется потрахаться.

— Здесь, - поддакивает она. Я не против.

Может тут и два шага до двери, но хер мы их сделаем. Одежды на полу в самый раз, чтобы уложить на них Йени. Рукой развести ей ноги.

Она тут же, не стесняясь, отводит в сторону узкие трусики, гладить себя между ног. Я стою перед ней на коленях и почти чувствую, как кипит мозг, когда малышка приподнимает бедра, чтобы я видел маленькую взбухшую точку клитора, который она потирает и поглаживает, вздрагивая от собственных прикосновений.

У меня подрагивают руки, когда пытаюсь расстегнуть ремень.

Первый раз такое за кучу времени. После такого воздержания - ничего удивительного Джинсы вместе с трусами спускаю ниже бедер. Беру ее за ягодицы, приподнимаю к своему рту.

Прижимаюсь губами, провожу языком по ее пальцу, которым продолжает себя ласкать.

Она дергается, стонет, вскрикивает и снова стонет.

Ее клитор у меня между губ - горячий, тугой, твердый. Только притронулся - она уже кричит. Люблю, что такая громка, бесстыжая и плевать ей на всех. Когда у моей малышки отключается «стесняшка» - она превращается в развратную похотливую кошку, которую надо драть, чтобы орала и просила еще.

Она сама толкает бедра мне навстречу, практически заставляет втянуть ее в рот.

Лизать, постукивать кончиком языка. Остановиться, развести складки пальцами и ввести в нее язык. Бля, она реально очень тугая. Кажется, даже больше, чем была.

И мне немного страшно, что могу сделать ей больно.

Поэтому продолжаю трахать ее языком, пока малышка трет клитор своим пальцем и мечется на горстке одежды, как будто на королевской перине.

В голове уже туман.

В моих мыслях мы уже закончили прелюдию и перешли к самому интересному. — Антон, - она приподнимается на локтях. Проводит языком по губам. Они у нее распухли, покрылись темним пятнышками от укусов нетерпения.

Как будто стали больше и темнее.

— Хочу тебе отсосать, - с острой улыбкой. И этим, мать его все, румянцем. Скромница и пошлячка - два в одном. Одновременно.

Я не знаю ни одной другой женщины, которая бы была так дуальна и так взрывала мне мозг.

Становлюсь перед ней на колени, еще даже не успеваю ничего сделать, а она уже переворачивается, обхватывает меня ладонями, дрочит вверх-вниз почти как профи. Могу поспорить, что моя умница учит в интернете не только устройство Священной Римской империи, но и вот такие штуки. Спасибо, высшие силы, что у этой женщины талант быть прилежной ученицей во всем.

Я нетерпеливо толкаю бедра вперед.

Она раскрывает рот. позволяет втолкнуть туда член - глубже и глубже, пока сдавлено не выдыхает и помогает себе рукой, отстраняясь для вдоха. Губы теперь не просто пухлые и красные, но еще и влажные.

Я помню, что ей нравится, когда я немного доминирую.

Так что надавливаю ладонью на затылок, заставляя снова взять мой член в рот. Подмахиваю навстречу, глубже и сильнее.

До влажных звуков, пока не начинает упираться ладонями мне в колени.

Отодвигается, переводит дыхание и, глядя мне в глаза, слизывает с головки собственную слюну.

Сдуреть можно.

Блядские глаза у скромницы с кукольными плечами и веснушками на ушах.