Пятьдесят оттенков свободы - Э. Л. Джеймс

Для меня вдруг становится жизненно важным заставить его понять это. Совершенно очевидно, что ему не все равно. Почему же он так упорно это отрицает? Так похоже на его чувства к биологической матери. Вот черт, ну конечно. Его чувства к Лейле и другим сабам переплелись с его чувствами к матери. «Мне нравится наказывать плетью маленьких брюнеток, таких как ты, потому что они все похожи на шлюху-наркоманку». Неудивительно, что он так зол. Я вздыхаю и качаю головой. Как же он этого не понимает?

Мое сердце тут же переполняется состраданием. Мой потерянный мальчик… Почему же ему так трудно вновь войти в соприкосновение с человечностью, сочувствием, которое он проявлял, когда у Лейлы был нервный срыв?

Он сверлит меня взглядом, глаза сверкают гневом.

— Дискуссия закончена. Поехали домой.

Я бросаю взгляд на часы. Двадцать три минуты пятого. Меня ждет работа.

— Еще слишком рано.

— Домой, — настаивает он.

— Кристиан, — говорю я усталым голосом. — Мне надоело спорить с тобой об одном и том же.

Он хмурится, словно не понимает.

— Ты знаешь. Я делаю что-то, что тебе не нравится, и ты придумываешь какой-нибудь способ поквитаться со мной. Обычно это включает секс с вывертами, от которого выносит мозг. — Я пожимаю плечами. Какой выматывающий разговор. У меня уже не осталось сил.

— Выносит мозг? — переспрашивает он.

Что?

— Обычно да.

— А что было такого, от чего тебе выносило мозг? — спрашивает он, и в глазах поблескивают искорки чувственного любопытства. Я понимаю, что он пытается отвлечь меня.

Ну уж нет, не хочу обсуждать это в зале заседаний SIP. Мое подсознание презрительно разглядывает свои идеально наманикюренные ногти. «Тогда нечего было поднимать эту тему».

— Сам знаешь. — Я краснею, злясь и на него, и на себя.

— Догадываюсь, — шепчет он.

Вот черт. Я пытаюсь урезонить его, а он смущает меня.

— Кристиан, я…

— Мне нравится доставлять тебе удовольствие. — Он нежно проводит большим пальцем по моей нижней губе.

— Да, — шепчу я.

— Я знаю, — мягко говорит он. Наклоняется вперед и шепчет мне на ухо: — Это единственное, что я знаю. — Ох, как же хорошо он пахнет! Выпрямляется и смотрит на меня с надменной улыбкой собственника.

Поджав губы, я силюсь сделать вид, что его прикосновения на меня не действует. Он такой мастак отвлекать меня от всего неприятного или того, что он не хочет обсуждать. «И ты ему позволяешь», — ехидно напоминает мне подсознание, глядя поверх томика «Джейн Эйр».

— Так что же было такого, от чего тебе выносило мозг, Анастейша? — напоминает он с лукавым блеском в глазах.

— Ты хочешь список? — спрашиваю я.

— А есть список? — Он доволен.

Ох, этот мужчина когда-нибудь сведет меня с ума.

— Ну, наручники, — говорю я, мысленно возвращаясь в наш медовый месяц.

Он хмурит брови и хватает меня за руку, гладит внутреннюю сторону запястья большим пальцем.

— Я не хочу оставить на тебе следы.

Офигеть.

На его губах играет медленная чувственная улыбка.

— Поехали домой. — Зазывно.

— Мне надо работать.

— Домой, — повторяет он настойчивее.

Мы смотрим друг на друга — расплавленный серый взгляд и смущенный голубой, — испытывая друг друга, испытывая наши пределы и наши характеры. Я ищу в его глазах понимание, силюсь постичь, как этот мужчина может в мгновение ока превратиться из свирепого деспотичного чудовища в обольстительного любовника. Его серые глаза становятся больше и темнеют, его намерения ясны. Он нежно гладит меня по щеке.

— Мы можем остаться здесь. — Голос его низкий и хриплый.

Только не это. Моя внутренняя богиня тоскливо взирает на деревянный стол. Нет. Нет. Нет. Только не в офисе.

— Кристиан, я не хочу заниматься сексом здесь. Твоя любовница только что была в этой комнате.

— Она никогда не была моей любовницей, — рычит он, и рот сжимается в угрюмую складку.