Зеленая миля - Стивен Кинг (1997)

Он кивнул, но как-то неуверенно, словно не зная, что это такое. Позже я узнал, что в некотором роде так оно и есть. Коффи узнавал вещи, с которыми сталкивался прежде, но потом их забывал. Он знал персонажей из «Воскресенья нашей девушки» («Our Gal Sunday»), но не мог вспомнить, что с ними произошло в конце.

— Будешь хорошо себя вести — станешь вовремя есть, никогда не попадешь в одиночку в дальнем коридоре и не наденешь этой холщовой робы с застежкой на спине. У тебя будут двухчасовые прогулки во дворике с четырех до шести, кроме субботы, когда все остальные наши обитатели играют в футбол. Посещения по воскресеньям после обеда, если, конечно, есть кто-то, кто захочет тебя навестить. Есть?

Он покачал головой.

— Никого, босс.

— Ну, может быть, твой адвокат.

— Я думаю, что больше его не увижу, — сказал он. — Мне его предоставили на время. Я не думаю, что он найдет дорогу сюда.

Я пристально посмотрел на него, пытаясь понять, шутит ли он, но Коффи говорил серьезно. Да я и не ожидал другого. Прошения не для таких, как Джон Коффи, во всяком случае в то время. Им давали день в суде, а потом мир забывал о них, пока в газете не появлялись строчки, что такой-то имярек принял в полночь немного электричества. Но людей, у которых были жена, дети или друзья и которые ожидали воскресенья, легче контролировать, если вообще их надо было контролировать. В данном случае проблемы нет, и хорошо. Ведь он, черт возьми, такой громадный.

Я немного поерзал на койке, а потом решил, что, возможно, если встать, полегчает в нижней части живота, и я поднялся. Он почтительно отошел от меня и сложил руки на груди.

— Легко тебе здесь будет, парень, или тяжело — все зависит от тебя. Я тут для того, чтобы сказать: ты можешь облегчить жизнь и всем нам, потому что все равно, конец один. Мы станем обращаться с тобой так, как ты заслуживаешь. Вопросы есть?

— Вы оставляете свет после отбоя? — спросил он сразу, словно только ждал случая.

Я уставился на него. Я слышал много странных вопросов от вновь прибывших в блок «Г» — однажды меня спросили даже о размере груди у моей жены, — но таких вопросов не задавали.

Коффи улыбался чуть смущенно, словно понимая, что мы сочтем это глупостью, но не мог сдержаться.

— Мне иногда немного страшно в темноте, — объяснил он, — особенно в незнакомом месте.

Я взглянул на него — на всю его огромную фигуру — и почувствовал странную жалость. Да, они могли вызывать сочувствие, ведь мы их не видели с худшей стороны, когда ужасы выскакивали из них, словно демоны в кузнице.

— Да, здесь довольно светло всю ночь, — сказал я. — Половина лампочек в Миле горит с девяти вечера до пяти утра. — Потом до меня дошло, что Коффи не имеет ни малейшего понятия о том, что я говорю: он не отличит Зеленую Милю от тины в реке Миссисиппи, и поэтому показал: — Там, в коридоре.

Он кивнул с облегчением. Я не уверен, представлял ли он, что такое коридор, но он мог видеть двухсотваттовые лампочки в сетчатых плафонах.

И тогда я сделал то, чего никогда не позволял себе с узниками. Я протянул ему руку. Даже сейчас не знаю, почему я это сделал. Может, потому что он спросил про лампочки. Харри Тервиллиджер просто остолбенел, честное слово. Коффи взял мою руку с удивительной нежностью, и она исчезла в его ладони. И на этом все было кончено. Еще одна бабочка в моей морилке. Мы закончили.

Я вышел из камеры. Харри задвинул дверь и закрыл оба замка. Пару секунд Коффи стоял неподвижно, словно не зная, что делать дальше, потом сел на койку, уронил громадные руки между колен и опустил голову, как человек, который скорбит или молится. Он что-то сказал своим странным, с южным акцентом голосом. Я услышал это очень ясно, и хотя не много знал о том, что он совершил — да многого знать и не надо, чтобы кормить и ухаживать за ним, пока не придет срок заплатить за все, — меня до сих пор пробирает дрожь.