Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон (2013)

Если с сексом не получалось, Рут набрасывался на еду. Маршалл Хант утверждал, что однажды видел, как Рут за один присест умял восемнадцать хот-догов. Несколько свидетелей вспоминали, как Рут заказал обед из двух порций каждого блюда – два бифштекса, два больших блюда жареной картошки, два салата, два куска яблочного пирога с мороженым – а через два часа вернулся и заказал все это по второму разу. В промежутке он съел восемь хот-догов и выпил шесть бутылок газировки. «Да, поесть он был любитель», – сказал его товарищ по команде Гарри Хупер Лоуренсу Риттеру, автору книги «Слава их времен» (The Glory of Their Times). Подсчитано, что за всю свою карьеру Рут набрал и сбросил около двух с половиной тонн.

По большей части все эти излишества сходили ему с рук, но если и бывали какие-то последствия, то поистине катастрофические. Особенно неудачным выдался 1922 год. Его пять раз отстраняли от игр за различные нарушения дисциплины, а всего он пропустил треть матчей в сезоне. Он постоянно ссорился со своим менеджером, многострадальным Миллером Хаггинсом. Однажды, когда Хаггинс распекал его и Боба Мьюзела за нарушения распорядка и недостаточное усердие, Рут поднял невысокого Хаггинса и повесил его вверх ногами над задней площадкой вагона, пока тот не взял свои слова обратно. После смерти Хаггинса одна из его сестер заявила, что Бейб Рут сократил жизнь ее брата лет на пять.

Зимой 1922 года на банкете, который был устроен в честь Бейба Рута, Джимми Уокер, будущий мэр Нью-Йорка и человек, имевший представление о том, что значит жить на «широкую ногу», публично обрушился на Рута с упреками, назвав его «великим спортсменом, но и одновременно великим дураком». Уокер говорил о том, что Рут своим безответственным поведением всех только подводит, и в первую очередь детей. «Повсюду, где есть свободные площадки, американские дети играют в бейсбол, в том числе и в больницах, где маленькие пациенты с физическими недостатками в самых своих заветных мечтах представляют, будто совершают немыслимые для себя движения. Для них ты – герой, они почитают тебя. И что же происходит? Ты устраиваешь шумные пирушки, кутишь ночи напролет, разрушаешь свое великолепное тело… Дети видят, как их кумир разваливается, а их мечты разбиваются вдребезги».

При этих словах Рут разрыдался – но худшее его ожидало впереди. Как только он покинул званый вечер, ему вручили повестку о явке в суд по обвинению, выдвинутому некоей Долорес Диксон из Бруклина, которая заявила о том, что он – отец ее будущего ребенка. Рут даже не мог вспомнить, встречался он когда-то с этой женщиной или нет. В конце концов выяснилось, что «Долорес Диксон» – это вымышленное имя и что женщина эта не смогла подтвердить ни дат, ни мест, которые совпали бы с поездками Рута. Иск был отклонен, но к тому времени Рут уже был выставлен полным глупцом.

В 1925 году ему снова крупно не повезло. Ко времени весенней тренировки он набрал сорок лишних фунтов и пытался вернуться в форму. В начале апреля, когда «Янки» играли серию товарищеских матчей, по пути домой Руту стало плохо. В Эшвиле у него начался жар, мысли его путались. В поезде он и вовсе потерял сознание. Поскольку об участии в следующем матче речь даже не шла, менеджер Миллер Хаггинс посоветовал ему ехать прямо в Нью-Йорк. На Центральном вокзале Рут снова упал и забился в конвульсиях. Его отвезли в больницу Святого Винсента.