Следующий! Откровения терапевта о больных и не очень пациентах - Бенджамин Дэниелс (2010)

Размышляя о том случае в KFC, я до сих пор помню, как шокировало меня ужасное (по крайней мере, так мне тогда показалось) обращение с бедным посетителем. Бессердечный поступок менеджера только укрепил мое желание стать великолепным врачом, чтобы исцелять таких вот несчастных людей, нуждающихся в помощи…

Очень быстро я сделал вывод, что у мужчины спонтанный пневмоторакс. Этот диагноз не был основан на клинических признаках и симптомах – просто с утра на лекции нам рассказывали именно о пневмотораксе, так что никакой другой вариант и не мог прийти мне в голову.

Прошло десять лет. Заканчивалась долгая смена в одном из беднейших районов города, и мой мозг был перегружен чужими мучениями, с которыми довелось столкнуться за день. Хронические боли, домашнее насилие, наркотическая зависимость, депрессия, причинение вреда самому себе и прочие несчастья были главной повесткой дня.

Много часов подряд я вникал в проблемы пациентов, вкладывая в работу всю душу. Но при этом я понимал, что о моем профессионализме будут судить не по тому, насколько хорошо я ставлю диагнозы или обращаюсь с больными, а по количеству достигнутых плановых показателей, которые недавно были введены очередной бессмысленной государственной директивой. Итак, под конец рабочего дня я читал газетную статью, где говорилось о том, что семейные врачи все как один охочие до денег лентяи, – и почти с радостью откликнулся на срочный звонок из регистратуры: администратор сообщила, что в приемной мужчина потерял сознание.

Вместо того чтобы помчаться на всех парах – ведь на кону человеческая жизнь! – я не спеша поднялся из удобнейшего кресла и поплелся в приемную. За последние десять лет от былого энтузиазма не осталось и следа – на смену ему пришло покорное смирение. И я не испытал ни малейшего удовлетворения от того, что на этот раз не ошибся с диагнозом.

В глубине души я надеялся обнаружить спонтанный пневмоторакс, чтобы героически вылечить попавшего в беду человека, но вместо этого наткнулся на пьяницу, вырубившегося прямо в детской игровой зоне. Используя опыт, накопленный за бесконечные пятничные и субботние дежурства в неотложке, я мастерски выпроводил подвергшегося интоксикации мужчину обратно на улицу[2].

Охваченный приступом ностальгии, я задумался: а что бы я в свои восемнадцать лет сказал о том человеке, каким в итоге стал? Захотел бы я вообще изучать медицину, зная наперед, как мало останется от юношеских надежд и оптимизма? Мне еще нет и тридцати, а я уже подозреваю, что работа врача ничуть не напоминает ту карьеру, которую я себе навоображал. Выставив пьяницу за дверь, я предложил ему прийти на прием утром следующего дня, когда он протрезвеет, чтобы провести детоксикацию организма.

– Я приду, док, – заверил он меня, засовывая в карман направление на прием.

Мы оба прекрасно знали, что он не явится на прием, но так у нас обоих появился хотя бы слабый проблеск надежды на то, что все изменится к лучшему.