Любовь с первого лайка - Ханна Оренстейн (2019)

Остаток поездки на метро как в тумане: я сую в рот освежающую конфетку, рассматриваю свое отражение в телефоне, убираю пинцетом, который ношу в сумочке, выбившийся из брови волосок, принимаю противозачаточную таблетку, когда в девять срабатывает напоминалка. Стараюсь не циклиться на нервах, сворачивающихся в клубок в животе.

Когда поезд останавливается на Шестьдесят восьмой улице, я выхожу. Перекресток Блейка мне приходится искать на карте в телефоне; я плохо знаю Верхний Ист-сайд, в этом районе полно кремовых гранитных зданий, дизайнерских магазинов и иностранных посольств, гордо увешанных разноцветными флагами. Увидев винный магазин, я тут же покупаю бутылку вина; по-моему, это минимум, который я могу предложить Блейку. Потому что дело в том, что мой план не очень-то пока похож на настоящий план. Для начала можно его соблазнить за вином, а там посмотрим.

В сверкающем вестибюле дома Блейка царит швейцар в форме. Он спрашивает, как меня зовут, и звонит Блейку, чтобы получить подтверждение, прежде чем указать мне дорогу к лифту. От телефонного звонка мне почему-то становится неловко, точно швейцар понимает, как недостойно я себя веду, вот так навязываясь Блейку. В лифте среди зеркал я нажимаю на четырнадцатый этаж – не пентхаус, но и не дешево, нет, – и опускаю голову, чтобы взбить волосы у корней. Этому приему меня научила мама перед первой вечеринкой в школе; она говорит, что узнала о нем, когда ей было столько же лет, как мне, из интервью Фары Фосетт в журнале. Я смотрю на свое отражение: глаза диковатые, лохматая, в черных брюках, с большой сумкой – ну, не Фара Фосетт. Двери, звякнув, открываются. Пора.

Я нахожу дверь Блейка в конце коридора и стучу. Он тут же открывает. Меня снова поражает, насколько он хорош. Он в темно-серых костюмных брюках, галстук слегка приспущен. Мне хватает одного взгляда на него, чтобы офигеть: как это я в субботу уклонилась от его поцелуя? Он, слегка помедлив, тянется через порог и обнимает меня одной рукой. И тут, здрасте-пожалуйста, меня поражает то, как нам неловко друг с другом. Что-то неестественное есть в наших разговорах, в том, как мы друг с другом держимся.

Я это исправлю.

– Привет! – произношу я теплым голосом, источающим обаяние, которое я обычно приберегаю для клиентов. – Так приятно тебя видеть. Спасибо, что, ээээ, разрешил зайти.

Он отступает назад, пропуская меня в квартиру.

– Такое загадочное было сообщение. Стало любопытно.

Я смеюсь, чтобы выиграть время. Квартира у него роскошно мужская. Вдоль одной стены стоит коричневый кожаный диван, на подлокотник которого брошен зеленый клетчатый плед. Угловатая медная лампа освещает тщательно организованную барную тележку и полированный деревянный кофейный столик. Пиджак Блейка висит на спинке стула. По сравнению с квартирой Холдена это существенный шаг вперед: у того был, в общем, матрас на полу и засохший суккулент на подоконнике. Я ставлю на пол вино в черном пакете из магазина и свою сумку и поворачиваюсь к Блейку. Сую руки в задние карманы, чтобы не задергаться и не показать, как нервничаю.

– Я подумала, не выпить ли нам вина, а я попрошу прощения, что не поцеловала тебя позавчера в Центральном парке, – говорю я.

У него на лице мелькает смущение, но потом его сменяет озадаченная улыбка.

– Так ты и правда от меня увернулась?

– Да, но просто потому что нервничала, – говорю я. – Потому что ты мне нравишься.

Когда я слышу собственные необдуманные слова, у меня напрягается живот. Может, было дурацкой ошибкой рвануть через весь город и явиться сюда с сиропными затасканными словами, как вечный герой романтической комедии, который гоняется за девушкой. Может, Блейк уже перевернул страницу.