Осада и оборона крепостей. Двадцать два столетия осадного вооружения - Эжен Эмманюэль Виолле-ле-Дюк (2009)

У нового Бренна было золото, и по обстоятельствам он оплачивал мужчинам их труд в Оппидуме. Испытывая глубокое уважение и почтение к друидам, он украсил Немеду и, казалось, не предпринимал никаких действий, не посоветовавшись с овитами. Бренн (Сигильд) приносил им добычу из своих охотничьих походов, а также издал распоряжение о том, что рыбная ловля выше моста закрепляется за жреческой общиной.

Лагерь день ото дня принимал все более внушительный, грозный вид, но жить там разрешалось только Бренну и его воинам, вместе с жреческой общиной. Как и ранее, каждый человек в долине был обязан отработать каждый четвертый день на укреплении лагеря; более того, жители Вал д'Авона (долины Авона) снабжали воинов продуктами. Однако они начали роптать и жаловаться на поборы со стороны воинов; и, наверное, дела не могли продолжаться подобным образом, но вдруг появилась угроза извне.

В лагере немедленно послышались звуки труб: это был заранее согласованный сигнал, и можно было видеть, как несчастные семьи долины в беспорядке ринулись к мосту, гоня перед собой скот и неся на плечах или катя в тележках свое самое ценное имущество – продукты, одежду и даже мебель. Мост был не столь широк для прохода обезумевшей толпы, которая рвалась к нему, лодки были перегружены людьми, и многие из них пошли ко дну.

Вооруженные группы чужаков, появившиеся на холмах, то ли из осторожности, то ли потому, что дожидались команды к наступлению, не спешили спускаться в долину. Прошла ночь, но ни один враг не покинул свои позиции, удобные для наблюдения.

Эта ночь была мучительной для жителей долины. Стояла осень, и уже стал чувствоваться холод. В лагерь люди прибывали запыхавшись, обливаясь потом; холодный воздух ночи морозил их конечности. Люди звали друг друга, разыскивая родных в толпе, и хотя нельзя сказать, что места недоставало, но казалось, что эта толпа людей никогда не сможет устроиться на плато. Разожгли костры, и воины, товарищи Сигильда, разъезжали взад и вперед на лошадях, требуя внимания и стараясь навести хотя бы небольшой порядок в этой неразберихе; для каждого племени мудрым предвидением Бренна было назначено свое место. Но те, кто прибыли первыми в какую-либо точку, вовсе не желали покидать ее и вновь тащить куда-то свой груз. Мычали и блеяли животные, плакали дети, и рыдали женщины. Долина представляла совершенно иное зрелище; такая оживленная еще лишь прошлую ночь, освещенная тысячами домашних очагов, искрившихся между деревьями, и наполненная вечерними звуками, сейчас она была молчаливой и пустынной; незаметно было ни огонька, ни малейшего проявления жизни. Над полянами висел бледный туман. С наступлением ночи Сигильд приказал закрыть все входы в лагерь, запретив под страхом смерти открывать их кому-либо. Так что многие опоздавшие семьи были вынуждены дожидаться прихода дня под крепостной стеной.

С улыбкой на лице Бренн неторопливо объезжал различные уголки лагеря: он разговаривал со всеми, кто встречался, и его мягкий, проникновенный голос, похоже, восстанавливал порядок и тишину везде, где его слышали. Его слова и советы, а также усталость, которая стала охватывать толпу, скоро помогли спокойствию победить замешательство, которое поначалу здесь царило. Затем Бренн вошел в свое жилище, которое приказал построить для себя на выступающей вершине скалы перед Немедой, и вызвал к себе Томара.