Осада и оборона крепостей. Двадцать два столетия осадного вооружения - Эжен Эмманюэль Виолле-ле-Дюк (2009)

Последние (овиты) заявили, во-первых, что к Немеде нельзя прикасаться, потому что это навлечет самые жуткие бедствия на племена; что стада, принадлежащие жреческой общине, должны беспрепятственно пастись на плато и что если обитателям долины будет угрожать какая-либо беда, то они, друиды, смогут вовремя предупредить об этом защитников. При оглашении этого решения с лица симпатичного Сигильда не сходила его привычная улыбка, и он вежливо покачивал головой в своей обычной манере, но не произнес ни слова. Жрицы, которые сидели по периметру святилища Немеды, положив руки на колени с мечтательным, задумчивым видом, похоже, не принимали участия в этой дискуссии. Мужчины разделились на группы, и казалось, что до захода солнца не будет принято никакого решения. Голод и жажда все острее давали о себе знать, и женщины стали раскладывать на траве припасы, которые они принесли с собой. В этот момент одна из жриц, подталкиваемая другими, вышла на середину собрания. Она была молода, высока ростом и одета в длинную белую мантию – что-то похожее на верхнюю ризу с широкими рукавами, но без пояса; а ее обнаженные руки были украшены браслетами из черного стекла. При виде жрицы все голоса стихли, и, окруженная другими жрицами, следовавшими за ней, она произнесла следующее:

«Вы, которые собрались здесь, которые живут в мире, полагая, что вам нечего бояться никаких врагов, не способны спокойно поразмыслить и принять мудрое решение. А что же будет, когда враги нападут на вас? И я предупреждаю вас, что этот враг рядом, он готовит свое оружие и подсчитывает свою добычу, которую получит, разграбив ваши стада и ваши дома; он действительно уже празднует победу, которая ему кажется определенной, потому что знает, что вы не в состоянии действовать воедино, чтобы оказать ему сопротивление.

Покиньте это место, которое вы не способны защитить, потому что не знаете, как укрепить его; возвращайтесь по своим домам и беспечно дожидайтесь наступления часа беды».

Вокруг молодой женщины, бледной от волнения и говорившей без единого жеста или движения, как будто слова, медленно произносившиеся ею, исходили от статуи, толпа сбилась в плотную массу. Дрожь пробежала сквозь толпу, как ветер проносится через пшеничное поле. И тут в едином порыве вся толпа обратила взоры на Сигильда. Тот, стоя перед жрицей, остававшейся неподвижной, как статуя, на камне, служившем ей трибуной, вопреки своей привычке, опустил глаза, смотря в землю, как будто не мог вынести огня всех устремленных на него взглядов.

Сквозь шепот в толпе можно было смутно разобрать имя Сигильда. «Пусть Сигильд будет нашим Бренном!» – произнес чей-то голос. И немедленно тысячи голосов повторили: «Пусть Сигильд будет нашим Бренном!» Было похоже, будто всем тем, кто несколько минут назад был совершенно противоположного мнения, в голову пришла одна мысль и они стали единой душой и единым голосом.

Так Сигильд был провозглашен Бренном, и ночь прошла в веселом праздновании.

То ли молодая жрица была информирована о планах, которые строили соседи против счастливых обитателей долины Авона, то ли вдохновение или случай привели к этому совпадению, но прошло лишь несколько месяцев со дня этого собрания, когда люди заметили явных чужеземцев, бродивших возле холмов. Они быстро исчезали, когда жители начинали их расспрашивать; а потом большее, чем обычно, число торговцев появилось в долине. Они вели себя дерзко, осмеливались затевать ссоры с жителями и изрекали угрозы, когда на их высокомерие ответили надлежащим образом; а несколько из них, будучи изгнанными, угрожали вернуться и отомстить.

И в самом деле, однажды высоты, окружавшие долину, оказались одна за другой заняты отрядами вооруженных людей.

Но Сигильд, избранный Бренном, времени не терял. Прежде всего он собрал вокруг себя всех своих старых товарищей по оружию; и много молодых людей, которые предпочли военную жизнь мирным хлопотам пастуха или землепашца, также присоединились к нему.