Поцелуй, Карло! - Адриана Трижиани (2017)

Ники застегнул молнию и оглядел костюм Тони – золотой кафтан поверх бледно-зеленых лосин, коричневые башмаки.

– Как там зал?

– Партер полон, – сказал Ники, слегка преувеличивая, но Тони был достаточно близорук, чтобы проверить.

– Здорово.

Уже в образе герцога Орсино Тони прошествовал на сцену и занял позицию у декорации замка на острове Иллирия. Нарисованные окна и двери создавали иллюзию объемности, а золотые и коралловые оттенки подразумевали роскошь. Тони приподнялся на носках, попрыгал, опустился на всю стопу, потряс руками. Покрутил головой, разминая шейные позвонки.

Персонажи потянулись из гримерок и заняли места в кулисах в ожидании своего выхода, а за ними – запах сигарет, талька и неразбавленного виски «Джек Дэниелс» из бумажного стаканчика.

Хэмбон Мейсон клялся, что спиртное нужно ему только по вечерам для поддержания духа на сцене, но он явно прибегал к его помощи и днем, сидя в своем бухгалтерском кабинете в течение всего налогового сезона. Лысый шестидесятилетний Мейсон низко наклонился, коснулся пальцами носков туфель, выпрямился, потянулся руками вверх, вдохнул и выдохнул, заполнив всю левую кулису запахом перегара.

Актеры присоединились к Тони на сцене, Калла взялась за шкив занавеса, и Энцо Карини занял свое место с правой стороны сцены. Вот свет в зрительном зале потускнел и занавес поднялся. Энцо поднес к губам трубу. Круг света нашарил его, и тогда он разразился величественным шквалом звуков и возвестил залу:

– «Двенадцатая ночь, или Что угодно»!

Свет на сцене разрастался, пока декорации не засияли. Тони повернулся к сцене, вошел в лужицу пересекающихся голубых лучей и начал свой вступительный монолог. Ники следил за ним по сценарию, помогая себе линейкой, чтобы не потерять нужную строку.

Спектакль в тот вечер продвигался в бодром темпе. Актеры играли превосходно, команда за кулисами трудилась споро, и, казалось, все шло прекрасно и в Иллирии, и в Театре Борелли.

По мере развития действия актеры и актрисы двигались, как шестеренки внутри больших газонокосилок, которые методично выезжали на сцену, а потом безошибочно удалялись в левую или правую кулису. В первом антракте Ники наконец перевел дыхание. Он помог рабочим сцены передвинуть задник, превратив замок в пасторальный холмистый пейзаж. Ники был так поглощен каждой деталью представления, что ему некогда было даже оценить реакцию Пичи на пьесу, но он дождаться не мог, когда же услышит ее мнение.

– Ну, как спектакль? – прошептала Калла у него за спиной, когда он занял свое место на подиуме.

– Лучший из всех, что были до сих пор.

Калла кивнула, соглашаясь.

– Выходим на финиш, ребятки, – тихо сказал Ники актерам за кулисами.

Труппа заняла свои места для финальной сцены четвертого акта, после которой все дальнейшее действие оставалось в умелых руках Тони и великой Нормы Фуско Джироламо – примадонны театра, играющей Виолу.

Ники быстро сосчитал участников по головам.

– Где Менекола? – спросил он.

– Кликните там Менеколу, – обратился Тони к реквизитору.

Джози, которая играла камеристку Марию, прошлепала вверх по лестнице.

– Питер Менекола ушел.

– В каком смысле «ушел»? Вышел? – спросил Ники.

– Совсем ушел. Его мать повредила ногу в церкви. Полезла на хоры, повалила всю группу теноров, как домино, и, приземлившись, сломала бедро. Вот, держи, – она протянула Калле костюм Менеколы.

Калла посмотрела на Энцо.

– Я не смогу его заменить. Я уже играю священника в этой сцене вместо Поли Гатто. Ты же помнишь, он отпросился. Ему вырезают желчный пузырь, – сказал Энцо, натягивая через голову черную сутану.

– Выбрось сцену, – предложил Хэмбон.

– Мы не можем ее выбросить, это же свадьба Себастьяна и Оливии.

Ники в отчаянии листал сценарий.

– Ники, сыграй ты, – нашелся Тони.

– Отсюда?

– Нет, со сцены. Давай. Текст ты знаешь. Играй Себастьяна.

– Я не могу.