Преломление. Наука видеть иначе - Бо Лотто (2017)

В своих книгах, таких как «Страдания юного Вертера»[18] – бурной истории неразделенной любви молодого человека, – Гёте проявился как поэт, способный заглянуть во внутренний мир человека. И неудивительно, что в размышлениях о цвете он поначалу не мог выйти из пещеры своего восприятия и увидеть разницу, скрывающуюся внутри. Как и большинство из нас, он считал само собой разумеющимся фактом, что видит реальность. В конце концов невероятно мощный разум позволил ему четко «увидеть» суть человека, не говоря о том, что восприятию оставалось еще больше века до превращения из теории в научное понятие. Однако довольно скоро он оставил идею, что, на первый взгляд ни с чем не согласованные, оттенки цвета появились благодаря определенному физическому качеству света, которое науке еще предстояло объяснить. Вместо этого он постепенно пришел к выводу, что разноцветность определенных теней была результатом взаимодействия человеческого восприятия и окружающей среды, то есть это тайна не мира, а разума[19]. При этом он мог разве что неумело бродить вокруг причин, стоявших за этой тайной в его мозге, поэтому скрупулезно записывал все наблюдаемые явления со светом.

Изучение цвета настолько поглотило Гёте, что в 1810 году он опубликовал объемную работу, которую назвал Zur Farbenlehre, или «Учение о цвете»[20]. На «научность» этой книги уже давно никто не обращает внимания, особенно на его нападки на Ньютона. С другой стороны, таксономический[21] труд Гёте действительно натолкнул на философскую дискуссию, которая привела Витгенштейна к публикации Remarks on Color («Заметки о цвете»), а Шопенгауэра – к книге On Vision and Colors («О зрении и цветах»). Кроме того, всеобъемлющее лирическое описание цвета, как и другие работы писателя, до сих пор читают для удовольствия: «Эти цвета скользят по стальной пластине подобно дуновению: один словно убегает от другого, хотя в действительности последующий всегда развивается из предыдущего»[22][23]. Мы до сих пор учимся бесценному умению Гёте удивляться, которое стало навязчивой страстью всей его жизни. И только оно может объяснить, откуда в «Фаусте», его шедевре, взялись знаменитые строки, произносимые воплощением дьявола Мефистофелем, студенту, которого так легко удалось подкупить: «Сера, мой друг, теория везде, Златое древо жизни зеленеет»[24][25].

Стоит немного задуматься над смыслом слова «реальность», в каком его использовал Гёте при написании «Учения о цвете» на границе XVIII и XIX веков. Это был расцвет эпохи Просвещения, революционный период, когда средневековые суеверия в западном обществе сменялись новыми крепкими убеждениями в разумности человека. Если «человек» становился Разумным с большой буквы, как можно было вообще предположить, что необходимое условие этого – восприятие – вдруг оказывалось препятствием видеть реальность в точности? Как может мозг, так сильно меняющий действительность, не видеть ее как она есть, если люди уже покорили пространство и время политическими теориями, уголовным законодательством и математическими доказательствами? В этом свете история бесполезного труда Гёте о цвете гораздо меньше говорит о нем (хотя, конечно, все равно значительно характеризует), чем о господствовавших в те времена убеждениях, когда о мозге еще очень многое не было известно. И это – то же самое незыблемое «видение реальности», которое два века спустя возбудило столько людей историей с фотографией платья. Когда дело доходит до понимания восприятия, правильное убеждение мощно противоречит здравому смыслу.