Пасха Красная - Павлова Нина Александровна (2002)

Случилось это так. После погребения раздавали иконы и вещи из келий новомучеников. И одна паломница, давно болевшая неизлечимой кожной болезнью, возымела веру, что получит исцеление от вещей новомученика Василия. Но когда она пришла к его келье, все уже раздали. «Дайте и мне хоть что-нибудь», — просила паломница, заглядывая через порог в пустую келью. «Матушка, но вы же сами видите, что нечего дать». А паломница не уходила, оглядывая келью с надеждой, а вдруг завалялся где лоскуток? И тут она увидела, что на иконной полке в лампаде осталось масло. «Дайте мне маслица», — попросила она. С молитвой новомученику Василию Оптинскому она помазала этим маслицем свои струпья, а уезжая из Оптиной пустыни показывала всем чистую кожу на месте прежних язв.

Записать фамилию исцеленной женщины никому даже в голову не приходило, и не укладывалось пока в сознании, что в сонме исповедников и новомучеников Российских появилось трое новых святых. В ту пору еще казалось — они хорошие и любимые, но такие, как многие из православных людей. Даже биографии братьев по их привычке к умолчанию были тогда неизвестны. А потом было то, что обыкновенно в монашестве, когда после смерти начинается жизнь, и впервые приоткрывается, как жил подвижник.

Расскажем же о жизни трех оптинских братьев, придерживаясь последовательности, избранной не нами, — первым ушел ко Господу инок Ферапонт, за ним отлетела душа инока Трофима, а потом в тяжких страданиях уходил от нас в Небесное отечество молодой иеромонах Василий.

Часть четвертая

ИНОК ФЕРАПОНТ

«Богом моим прейду стену»

Иеродиакон Серафим вспоминает:

«„Знаешь, что означает в переводе с греческого слово „монах“? — спросил меня о. Ферапонт. — „Монос“ — один. Бог да душа — вот монах“. Я бы воспринял все как обычный разговор, если бы это мне сказал кто-то другой. Но у о. Ферапонта слово было с силой. Он не просто говорил — он жил так: лишь для Бога и в такой отрешенности от всего земного, что его даже из братии мало кто знал».

Инока Ферапонта мало знали даже те, кто жил с ним в одной келье. Вот был одно время сокелейником о. Ферапонта звонарь Андрей Суслов, и все просили его: «Расскажи что-нибудь об о. Ферапонте». «А что рассказывать? — недоумевал Андрей. — Он же молился все время в своем углу за занавеской. Молился и молился — вот и весь рассказ». Запомнилась Андрею лишь одна подробность: «Ферапонт мне говорил: „Когда я отучу тебя чай пить?“ Сам он чаю не пил, но заваривал травки душистые и, наверное, целебные, но я к магазинному чаю привык». Иеромонаху Виталию тоже запомнилось про травы: «Шли мы с о. Ферапонтом лесом в скит, и он рассказывал мне о лесных травах — какие из них целебные, от чего помогают, а какие сырыми можно есть». Собственно, это и запечатлелось в памяти — келья инока-лесника, где стоит особенный запах душистых трав.

Когда для газетного некролога понадобились сведения о новомученике, то обнаружилось, что в личном деле инока Ферапонта есть лишь две бумажки: автобиография, написанная при поступлении в монастырь, и справка о смерти.

Автобиография

«Я, Пушкарев Владимир Леонидович, родился в 1955 году, 17 сентября, в селе Кандаурово Колыванского района Новосибирской области. Проживал и учился в Красноярском крае. Воинскую службу в Советской Армии проходил с 1975 по 1977 год, а с 1977 по 1980 год — сверхсрочную службу. До 1982 года работал плотником в СУ-97. Затем учеба в лесотехникуме — по 1984 год. После учебы работал по специальности техник-лесовод в лесхозе Бурятской АССР на озере Байкал. С 1987 по 1990 год проживал в г. Ростове-на-Дону. Работал дворником в Ростовском кафедральном соборе Рождества Пресвятой Богородицы. В настоящее время освобожден от всех мирских дел.

Мать с детьми проживает в Красноярском крае, Мотыгинский район, поселок Орджоникидзе. Старшая сестра замужем, имеет двоих детей, младшая сестра учится в школе. 13.09. 1990 г».