Горящий берег - Уилбур Смит (1985)

— Гори! — кричал ему Майкл. Он давил на гашетку, «виккерс» стучал, из окна выброса летели пустые медные гильзы. Теперь водород должен был выходить из сотен отверстий, проделанных их с Эндрю пулями, и смешиваться с воздухом.

— Да что ж ты не горишь?

Он услышал в своем крике боль и отчаяние. Аэростат совсем рядом; нужно повернуть, чтобы избежать столкновения; все было напрасно. И в это мгновение неудачи Майкл понял, что не сдастся. Он скорее сгорит вместе с аэростатом.

Стоило ему так подумать, и аэростат взорвался прямо перед ним. Он словно вырос в сотни раз, заполнив все небо, и при этом превратился в пламя. Дыхание огненного дракона лизнуло Майкла и самолет, сожгло кожу на обнаженных щеках, ослепило и отбросило его и машину, как зеленый лист от садового костра. Майкл сражался с управлением, пытаясь подчинить самолет, «сопвич» перевернулся вверх брюхом и начал падать с неба. Майкл смог выровнять его перед самым соприкосновением с землей и, уводя, оглянулся.

Водород весь выгорел единым демоническим порывом, и теперь пустая шелковая оболочка падала, пылая, раскрывшись, как огненный зонтик, над корзиной с живым грузом.

На высоте триста футов один из немецких наблюдателей выпрыгнул, серая шинель хлопала вокруг него, он судорожно сучил ногами и внезапно, беззвучно, бесследно исчез в короткой зеленой траве поля.

Второй остался в корзине, окутанный горящими полотнищами шелка.

Наземная команда полезла из углубления, в котором стояла лебедка, как насекомые из разворошенного гнезда, но горящий шелк упал слишком быстро, накрыв немцев огненными складками. Майкл никого из них не жалел; напротив, его охватило свирепое торжество, первобытный отклик на собственный пережитый ужас. Он раскрыл рот, чтобы издать воинственный клич, но в это мгновение под «сопвичем» разорвалась шрапнель, выпущенная из орудия на северном краю поля.

Самолет подбросило; гудящие и свистящие стальные осколки пропороли брюхо фюзеляжа.

Пока Майкл боролся со вторым диким рывком и падением, пол кабины под ним лопнул, и он увидел внизу землю; арктические ветры ворвались под его шинель, заставив ее вздуться.

Самолет он выровнял, но тот серьезно пострадал. Что-то болталось под фюзеляжем, билось на ветру и ударялось о корпус, самолет тяжело кренился на одно крыло, и управление им требовало тяжелых усилий, но по крайней мере теперь он был вне зоны артиллерийского огня.

Рядом появился Эндрю; повернувшись, он тревожно осматривал подраненный самолет, и Майкл улыбнулся и торжествующе закричал. Эндрю помахал большим пальцем, давая сигнал возвращаться на базу. Майкл огляделся. Пока он боролся за управление самолетом, их отнесло далеко на север, в глубину немецкой территории. Они промчались над дорогой, забитой конными и моторизованными экипажами, вспугнули фигуры в серых полевых шинелях; человечки разбегались и ныряли в канавы. Майкл, наблюдая из кабины за окрестностями, не обращал на них внимания: в трех милях от них за зелеными ровными полями по-прежнему невозмутимо плыл над грядой второй аэростат.

Майкл показал Эндрю сигнал отказа и махнул рукой на эллипсоид. «Нет, продолжаю нападение». Эндрю настаивал: «Срочно возвращайся на базу». Он показал на машину Майкла и чиркнул ладонью поперек горла.

Опасность! Майкл посмотрел вниз, в просвет между ногами, туда, где была прореха в брюхе его самолета. Стучало, очевидно, колесо шасси, повисшее на тросах. Крылья и корпус покрывали пулевые отверстия, и в потоке воздуха за машиной трепетали, как молитвенные флаги буддистов, полосы ткани. Но двигатель «ле рон» гневно ревел, по-прежнему на полном газе, без перебоев и хрипов исполняя свою ритмическую боевую песнь.

Эндрю продолжал делать знаки, заставляя повернуть, но Майкл коротко махнул рукой — «следуй за мной» — и положил «сопвич» на крыло, круто поворачивая назад и заставляя напрячься весь поврежденный корпус.