Зов Ктулху - Говард Филлипс Лавкрафт (1926)

Они были прекрасны, эти рыцари на чалых лошадях, в сверкающих доспехах и затканных золотом плащах с гербами. Их было так много, что Куранес сначала принял кортеж по ошибке за войско. Но их прислали, чтобы оказать ему особую честь: ведь Куранес создал Оот-Наргай в своих мечтах, и потому теперь его назначили Верховным богом города навечно. Рыцари усадили Куранеса на коня, и он поскакал во главе кавалькады. Величественная конница миновала равнины Суррея, а потом и родовой замок Куранеса, где жили его предки. И вот что странно: всадники мчались вперед, совершая обратное путешествие во времени. Так, проезжая в сумерках деревню, Куранес видел дома и людей глазами Чосера или его предшественников. Порой им попадались рыцари верхом, которых сопровождали вассалы. Когда стемнело, лошади побежали еще резвее, а в ночи они летели, будто по воздуху. В предрассветных сумерках они приблизились к деревне, которую Куранес видел наяву в детстве, а потом во сне – спящую или вымершую. Теперь она была явью, и деревенские жители, вставшие спозаранку, кланялись проезжавшим всадникам. Кавалькада свернула на улицу, которая во сне обрывалась пропастью. В грезах Куранес появлялся здесь ночью, теперь он жаждал увидеть бездну при свете дня и нетерпеливо устремился вперед. Когда вся кавалькада приблизилась к краю пропасти, вокруг разлился золотой свет с запада и покрыл все вокруг лучезарной завесой. Сама пропасть предстала перед их взорами бурлящим хаосом розового и небесно-голубого цвета. Всадники ринулись вниз, поплыли среди сверкающих облаков в серебряном сиянии, и невидимые голоса слились в ликующем гимне. Казалось, они плывут вниз бесконечно долго, и кони ступают по золотым облакам, как по золотому песку в пустыне. Наконец лазурная завеса разверзлась, открыв подлинное великолепие Селефаиса на берегу моря и снежного пика горы над ним. Ярко раскрашенные галеры плыли из гавани в далекие края, где море смыкается с небом.

И Куранес стал верховным правителем города своей мечты. Его двор располагался попеременно в Селефаисе и небесном граде Серанниане. Он и сейчас там правит и будет править вечно. А возле утесов Инсмута волны пролива насмешливо перебрасывали тело бродяги, забредшего в полупустую деревню на рассвете; поиграли и выбросили тело возле Тревор-Тауэрс, где жирный и наглый пивной король наслаждается купленной атмосферой старинного родового имения вымершей аристократии.

Из потустороннего мира

Ужасная, невообразимая перемена произошла с моим лучшим другом Крофордом Тиллингхастом. Я не виделся с ним с того памятного дня два с половиной месяца тому назад, когда он открыл мне, какую цель преследуют его физические и метафизические исследования. В ответ на мои исполненные благоговейного страха возражения и увещевания он в порыве фанатической ярости просто выставил меня из лаборатории и из дома. Я знал, что Крофорд почти все время проводит, запершись в мансарде, в своей лаборатории, наедине с проклятой электрической машиной, слуг отпустил, почти ничего не ест, но мне и в голову не приходило, что за два с половиной месяца с человеком может произойти такая перемена. Меня неприятно поразило, что мой друг, человек плотного телосложения, стал худым, как щепка, но еще больше – обвислая кожа серовато-желтоватого цвета, запавшие глаза с жутковатым огоньком и темными кругами под ними, морщинистый лоб со вздувшимися венами и трясущиеся руки. Ко всему прочему он был отталкивающе, вопиюще неопрятен в одежде, седые у корней волосы висели патлами, на лице, прежде гладко выбритом, выросла неряшливая седая щетина. Я пришел в шок от одного лишь вида Крофорда Тиллингхаста, когда, получив его сумбурное послание, явился в его дом через два с половиной месяца после изгнания. Передо мной стоял дрожащий призрак со свечой в руке. Он опасливо поглядывал через плечо, будто страшился чего-то невидимого в своем старом одиноком доме в глубине Беневолент-стрит.